– Я хочу видеть в моем сыне новую политическую силу. В Москве сейчас все выдохлись. Свежие люди придут из провинции. Хотя не люблю я это слово «провинция». – Повелитель бурь, как назвала его про себя Маруся, поморщился. – Глупое слово какое-то. Для меня Москва – провинция. Суматошный город с хамскими жителями.
– Вы жили в Москве? – брякнула Маруся наобум и тут же покраснела.
– Учился, – поправил ее Эдуард Николаевич. – В высшей партийной школе. Была в свое время такая. Вы не застали.
– Зато слышала.
– И то хорошо. Сейчас для многих коммунизм – как замшелый пиджак. А в то время это была отличная кузница кадров. Выходили оттуда люди, готовые к работе и прежде всего к управлению. – Возникла пауза. – Мысли разные одолевают. – Он вздохнул и посмотрел на Марусю. – Вот поживешь с мое, тогда поймешь, как это тяжело, погружаться в воспоминания. Говорят, есть даже молитва, которая избавляет от них. В воспоминаниях нет ничего хорошего, поверь, – чуть ли не сердито сказал Эдуард Николаевич, взял кусочек черного хлеба с тарелки и понюхал его. – Люди, которые, например, жили в Америке, говорят, что так одолевает иногда тоска по черному хлебу, сил нет. Там наш хлебушек черный буквально на вес золота ценится. Тех, кто приезжает в Америку, просят с собой в качестве сувенира захватить черный хлеб. Как особо ценный подарок.
– Вы жили в Америке?
– Нет, – отрубил он.
– А в партийной школе учились давно?
– Давно. А почему тебя это интересует?
– Просто спросила, а что, нельзя? – И уже, в свою очередь, уставилась на Эдуарда Николаевича.
«Ответный удар» – так называлось «зеркальное действие» на сленге их фирмы. «Хочешь, чтобы тебя уважали, – учил ее босс, – умей держать ответку. Причем симметрично зеркальную. Не умеешь – учись, а то заклюют».
– Почему нельзя? Можно. Со мной все можно. – Он усмехнулся. – Можно, но лучше – осторожно.
– Буду иметь в виду.
– А ты мне нравишься, – с расстановкой произнес Эдуард Николаевич. – Давненько я с такими умными не беседовал. А то все: глазки, губки и хлопанье ресницами… Пустота, – сказал, как отчеканил, он. – А ты другая.
И снова глазами зырк. Марусю даже в жар бросило. Еще немного, и она такого рентгена не выдержит. Архисложный мужичок, как они называли между собой трудных клиентов, с которыми приходилось работать.
– Спасибо.
– Взаимно говорить не буду. Спасибо я тебе скажу, когда Пашка победит, а он должен победить. Иначе…
«Иначе, – продолжила Маруся, – ты меня сотрешь с лица земли, уничтожишь на счет раз. Тебе нужна победа сына любой ценой. И нужна я, потому что тебе кажется, что столичная штучка может многое. Ты внимательно посмотрел все рекомендации, может быть, даже навел справки по своим каналам. И выяснил, что я тебе подхожу».
Старый перец, он же Повелитель бурь, посмотрел на часы.
– Кажется, нам пора. У нас, стариков, свои дела и причуды. И прием лекарств по расписанию.
Но Маруся видела: Корольков-старший чем-то раздосадован и хочет ее поскорее выпроводить. Но и она порядком притомилась от беседы, так как собеседник непростой и приходится все время держать ухо востро и быть начеку.
Маруся поднялась.
– Петя проводит! – крикнул Эдуард Николаевич.
Петя материализовался как из воздуха. Вырос у столика и вопросительно посмотрел на своего хозяина.
– Проводи гостью! – Старик устало махнул рукой. – Приятно было познакомиться. Думаю, что еще встретимся. – И он оскалился в улыбке, показав неровные зубы.
Маргарита ждала Марусю у выхода.
– Ну как? – поинтересовалась она уже в машине. – Как прошла аудиенция? Все в порядке?
– Да, – пробормотала Маруся. – У Эдуарда Николаевича один сын? Павел?
– Бли-и-ин! – протянула Маргарита. – Что за нездоровый интерес? Ты интересуешься не по штату! – Она фыркнула. – Ладно, не сердись. Но есть темы, которые лучше не обсуждать, понимаешь? Для твоего же блага.
– О моем благе я позабочусь сама. Не беспокойся.
– Я не беспокоюсь, я предупреждаю. – В голосе Маргариты послышались жесткие нотки.
«А они все не так просты, как выглядят на первый взгляд, – подумала Маруся. – Похоже, я попала в змеиное гнездо, где мне следует быть крайне осторожной».
– Два дня выходных впереди. Чем думаешь заняться? – поинтересовалась Маргарита другим, добродушным тоном.
– Пока не знаю. Подумаю.
– Можешь город изучить. Здесь есть на что посмотреть, чем полюбоваться…
– Это точно. Город красивый. Я уже заметила, так что побродить, поглядеть – отличное занятие.
– Хотя иногда мои глаза бы его не видели, – с неожиданной тоской произнесла Маргарита. – Уехать бы в Москву, и все. И не вспоминать.
– Москва – город тяжелый.
– Все так говорят. А сами как мухи на мед – в Москву, в Москву!
– Есть такие, кто и не выдерживает.
– Слушай, не учи, а? – с раздражением сказала Маргарита. – Вот закончится эта канитель с выборами – продам теткину квартиру и рвану. И никто и ничто меня здесь не удержит. Баста! Отрубилась, отмучалась я здесь. Отдала лучшие годы этому городишке и этим людям. Пора и о себе подумать.
– А чего раньше не рванула в столицу?
– Что ты вообще о моей жизни знаешь? – Маргарита нажала на газ, и машина понеслась на сумасшедшей скорости. – Значит, не могла. И вообще слишком много вопросов.
– Ну извини, вырвалось. Что, уже и спросить ни о чем нельзя?
– Нельзя! Сиди и помалкивай, – крикнула она, еще прибавив газу.
– Маргарита! Останови машину! Я с тобой не поеду. Ты в таком состоянии…
– В каком?
Маруся ничего не ответила.
– Ну и вываливайся, – разозлилась Маргарита. Ее глаза сузились, мимо в окне стремительно мелькали деревья, дома… Маргарита неожиданно свернула на обочину и резко затормозила.
Маруся откинулась назад.
– Выходи, – сжала губы Маргарита. – Немедленно.
Она смотрела прямо перед собой, злая, сосредоточенная.
– Выхожу… Только ты остынь, в таком состоянии ехать нельзя.
– Не учи-и-и-и-и-! – чуть ли не завизжала Маргарита. – Нашлась тут на мою голову шибко умная!
Она рванула с места и помчалась, обгоняя другие машины.
– Вот дура, – покачала головой Маруся. – Еще, не дай бог, врежется в кого.
Солнце припекало сильнее. Хотелось содрать с себя чулки и пройтись босиком по зеленой траве. Туфли жали.
– И чего мне теперь делать? – пробормотала Маруся. – Ловить попутку? Создала мне тут проблемы на пустом месте…
