Она опустилась на траву, туфли валялись рядом, сумка тоже.
– Загорать, загорать и загорать, – вынесла вердикт Маруся. – Рвануть бы на Волгу и забыть о делах.
Рядом затормозила машина, и Марусю окликнули:
– Чего развалилась? – За рулем сидел Дэн. – Перекур с отрывом от производства?
– Типа того, – сказала Маруся, подбирая с травы сумку и туфли. – А ты не вовремя. Весь кайф обломал. Я только расслабилась…
– Еще успеешь! Времени много… Что случилось? Ты у папы была?
– Не поняла.
– У нашего великого и ужасного Эдуарда Первого?
– Вы его так зовете? Папой?
– Именно! Залезай!
– Да. Была. У вас местная служба новостей хорошо поставлена. Все мои телодвижения сканируются.
– И что? Чего ты здесь развалилась? Постой! Тебя же Маргарита должна была везти. Поцапались девочки? – ухмыльнулся Дэн.
– Догадайся сам.
– Ну залезай, чего стоишь?
Маруся нырнула в джип. Глубокое темно-серое пространство пахло приятным парфюмом. Сам Дэн – холеный, с тонкими пальцами, как у музыканта, был невозмутим, как китайский божок.
– Поехали?
– Угу! – буркнула Маруся.
С заднего сиденья ей был хорошо виден затылок Дэна и то, как он время от времени бросал на нее взгляды в верхнее зеркальце.
– Ну, рассказывай!
– О чем?
– О том, как вы с Маргаритой поругались.
– А что – интересно? Не думала, что кого-то всерьез интересуют женские разборки.
– Это не разборки, – строго сказал Дэн. – Это наше общее дело и работа.
У Дэна были узкие губы, холодные глаза. И ледяной тон. И вообще он был не похож на Павла Королькова. Ничуточки. Тот искрящийся, обаятельный, казалось, не снимает с лица улыбку даже во сне, или так мышцы натренировал за последнее время. Маруся считала, что обаяние в основном штука врожденная и его никакими спецприемчиками не выработаешь. Оно либо есть, либо нет. И ничего тут не попишешь.
– Ну, если общее дело… Денис, тогда докладываю по всем правилам. Ничего не было. Просто немножко поругались… на женской почве.
– Это что еще за почва такая – женская?
– Пустяки. Было и прошло. А ты всполошился.
– Смотри, а то мы поставим Маргарите Семеновне на вид, что она ценные кадры третирует.
– Не поставите, к ней я никаких претензий не имею. А куда мы едем?
– Я тебя до дома подброшу.
Они стояли в пробке, и Маруся смотрела в окно.
– Как тебе Эдуард Николаевич?
– Нормально.
– Он у нас титан. Столп общества. – По тону Маруся не очень понимала, говорит он взаправду или шутит. Тон Дениса Лиховцева был издевательски-утонченным и непроницаемым. И что он думал на самом деле, наверняка узнать практически невозможно.
– Это хорошо, – проговорила Маруся.
– Что – хорошо?
– Что есть титаны и столпы.
Дэн захохотал.
– Слушай, давай с тобой в какое-нибудь кафе заглянем, посидим просто так. По-свойски. В неформальной обстановке. Время есть. Сегодня никто и никуда не торопится. А?
– Можно, – согласилась она.
– Ну вот и отлично. Все о’кей.
Дэн прибавил скорость.
Они въехали в город, который словно расступился, разъехался в стороны, как на разъездной декорации. Невысокие старинные домики – глазурные, пряничные…
– Куда мы едем?
– А вот увидишь! – бросил Дэн, не оборачиваясь.
Миновали набережную, потом вильнули за низкий белый дом и, проехав несколько метров, остановились во дворике, тесно усаженном клумбами.
– Приехали? – спросила Маруся.
– Не совсем. Выходи!
Маруся вышла и посмотрела на небо.
– Кажется, собирается дождь.
– До этого еще далеко. И вообще промокнуть нам не грозит.
Дэн поставил машину на сигнализацию и бросил:
– Иди за мной! И не отставай!
Он шел впереди широким размашистым шагом, Маруся с трудом поспевала за ним.
Они снова вышли к набережной, и прямо перед ними стоял, покачиваясь, корабль. На борту было написано: «Купеческий».
– Это ресторан, – пояснил Дэн. – Один из лучших в городе. Вход только для своих.
Ресторан был хорош. Именно так и должны, по мнению Маруси, выглядеть хорошие дорогие рестораны. Красные ковры под ногами, столики с белыми накрахмаленными скатертями. Было видно, что они накрахмалены по всем правилам сервисного искусства. От белизны скатертей и салфеток резало в глазах. За окнами плескалась Волга. Светло-зеленый свет заливал все пространство, блики играли на потолке и столовых приборах.
Дэн взял ее под локоть и провел к столику у окна.
– Музыку не желаете?
– А что, ее специально заведут для нас?
– Могут и станцевать специально. Если хочешь.
– Танцев не надо. А музыку можно.
– Минуту.
Дэн отошел в сторону, к нему тут же подлетел невысокий человек в бордовом бархатном пиджаке с лоснящимися локтями. Белая рубашка, черный галстук-бабочка. Дэн что-то сказал, мужчина крутанул головой с такой силой, словно она была на шарнирах.
Маруся посмотрела в окно. Вода плескалась с каким-то странным певучим звуком, казалось, если вслушаться, то можно понять, о чем напевают-шелестят волны. И еще на их кончиках вихрились маленькие белые барашки, отчего волны имели нарядный вид – как на строгом платье ажурный воротничок. И вообще ей все здесь ужасно нравилось. Позади остались отчаяние, слезы, отупение, имя «Костя», здесь была только Волга: зеленая вода, светящаяся изнутри, чувство широты и радость, от которой неожиданно резко и больно сдавило грудь. Но это была сладкая боль – предвестник освобождения…
Вернулся Дэн, его черные глаза буквально прожгли ее.
– Сейчас все будет готово. По правилам старинной русской кухни. Поросенок с хреном, расстегаи, огурцы малосольные.
– Поросенок? – почему-то ужаснулась Маруся. – Не надо. Его же… жалко.
– Ну не надо так не надо, какие столичные девушки… чувствительные, – насмешливо сказал Дэн.
Вскоре стол был уставлен тарелками.
– Я столько не съем.
– Оставим персоналу. Можешь не беспокоиться.
Заиграла негромкая музыка.
– Теперь самое время познакомиться поближе. Ты не находишь?
Маруся откровенно струхнула. К чему все сводится? Ее просто хотят в очередной раз элементарно просветить, как рентгеном? Для этого и завели сюда? А она-то думала просто приятно расслабиться и посидеть.
