Она положила перед собой распечатанные листы и ровным голосом начала докладывать.
– Мне кажется интересным…
Тишина была такая, что она слышала, как по телефону говорил охранник в коридоре – бу-бу-бу… И еще скрип отодвигающегося стула. Кто-то уходит? Она обвела быстрым взглядом сидевших. Нет, все сидят на своих местах и смотрят на нее. Маруся взмахнула рукой, прогоняя невесть откуда взявшуюся муху. И замолчала.
– Продолжайте, – сказала Павел Корольков. Он что-то быстро писал в блокноте.
Она закончила свою мысль. Вновь повисла звенящая тишина.
– Но ведь Кеннеди, э-э… – протянула вдруг Маргарита. – Кажется, плохо кончил, не так ли? – прибавила она с кратким смешком.
Маруся вспыхнула.
– Джон Кеннеди давно стал символом, более того, в последнее время это имя… как бы набирает вес. Его все чаще и чаще упоминают в медийном пространстве. Мир сегодня нуждается в обновлении. Нужны перемены в политике, в обществе. – Маруся говорила, заметно волнуясь. Она и сама не знала почему. – И здесь имя Кеннеди – как маркер. Почему все-таки он? – предвосхитила она вопрос. И заговорила, торопясь, боясь, что ее перебьют или не поймут. Она отпила из стакана воды. В тишине ее зубы звякнули о стекло.
«Как у истерички», – мелькнуло в голове.
– У него были воля, харизма. На данном этапе отсылка к популярному президенту окажется полезной… Кеннеди знают все.
– А почему бы не взять какое-нибудь имя из нашей истории? – спросил Дэн. – У нас что, своих политиков не хватает.
– К сожалению, сейчас в российском обществе бушуют страсти. Все делятся на патриотов и либералов. Точек соприкосновения у них крайне мало. Если выбрать любого кандидата из российской истории – неизбежно посыпятся обвинения в принадлежности к тому или иному лагерю. Опять будет раскол. А нам нужно сейчас выступить на платформе объединения. Показать людям общее начало, ценности, которые разделяли бы многих. И здесь имя Джона Кеннеди – очень показательно. С Советским Союзом у него была конфронтация, Карибский кризис, но затем обе стороны сделали шаг навстречу друг другу, нашли в себе силы встать на платформу здравого смысла и начать диалог. И это заслуга Кеннеди. Если бы не его смерть – содержание и процесс диалога были бы более эффективными.
Тишина стала почти осязаемой, Маруся понимала, что ее словам внимают…
– Ну что ж! – проговорил Павел Корольков. – Все это довольно… убедительно. – Он постучал карандашом по столу. – Какие будут вопросы? Задавайте!
– Какие конкретные мероприятия вы предлагаете? – спросила Маргарита.
– Список еще будет разрабатываться. В ближайшее время сделаю. Мне нужно одобрение представленной концепции.
– Спасибо за ответ. Понятно.
– Еще вопросы?
– Это ваша личная концепция или по согласованию с вашим офисом? Так сказать, с одобрения начальства?
Маруся слегка нахмурилась.
– Ну, вообще-то начальство, направив меня сюда, дало мне определенную свободу действий в рамках сотрудничества с вашим предвыборным штабом. Я сама уполномочена вести разработку проектов и мероприятий на местах. Пока ни помощь, ни содействие руководства не требовались. Как говорится, справляемся собственными силами… – улыбнулась она.
– Собственными силами, – эхом откликнулась Маргарита.
Все вновь замолчали. Про такое молчание обычно говорят: слышно, как муха пролетит…
– Еще вопросы, предложения… – Павел Корольков смотрел на Марусю без улыбки, как бы пытаясь прощупать ее: годишься ты мне или нет? Сможешь помочь или только внесешь сумятицу? Ты мне вообще полезна? – казалось, вопрошал его взгляд.
Маруся этот взгляд выдержала. Корольков первый отвел глаза.
– Ну что ж! Перейдем теперь к текущим вопросам, которые были заявлены в повестку дня.
После собрания Маргарита позвала Марусю:
– Эдуард Николаевич просит привезти вас к нему. Сию минуту.
Доехали они быстро, Маргарита давила на газ и сосредоточенно смотрела на дорогу. По дороге они не разговаривали.
Когда затормозили перед воротами и те распахнулись, Маргарита бросила, не глядя на Марусю:
– Приехали!
– Вижу! – откликнулась она. Почему-то было страшно. Странный иррациональный страх. Или она просто боялась Повелителя бурь? Корольков-старший казался ей человеком, который съест и не поморщится.
«Не дрейфь, Маруська, – уговаривала она себя. – Это просто очередной визит».
Но почему-то все равно боялась. Даже руки, несмотря на жару, похолодели. Она потерла ладошки одну о другую. Это был такой давний ритуал. Потереть, а потом приложить к губам, как бы передавая рту тепло.
Маргарита уже вышла и теперь стояла, поджидая ее. Спиной к ней, и эта прямая спина показывала, как она презирает Марусю и вообще всех. И как ей, Маргарите, хочется отсюда вырваться, и как она видит в этой работе всего лишь ступень к другой, более блестящей, более интересной жизни.
Маруся подумала, что большинство людей живут будущим, которого еще нет и неизвестно, будет ли, а настоящее видится им ужасным, временной вехой, дистанцией, которую нужно быстрее пробежать. И мысленно отметила это наблюдение галочкой.
Маруся вышла из машины и ступила на дорожку, выложенную розовой плиткой. Они пошли к дому. В одном месте Маргарита споткнулась. Шпилька попала в зазор между плиткой, но она вырвала каблук и пошла вперед. Спина прямая, ровный шаг, волосы забраны в пучок, и маленькие сережки в ушах.
Верный ординарец Петя стоял на крыльце. Все та же склоненная вбок голова. И внимательный взгляд.
– Эдуард Николаевич ждет вас, – прошелестел он. Именно таким тоном, каким говорят вышколенные слуги – в меру громко, в меру тихо. Ненавязчивый тон.
Повелитель бурь сидел в кресле и, казалось, дремал. Но, подойдя ближе, Маруся поняла, что это обман, просто он смотрел в пол, а не на нее, словно не видел и не слышал, как она вошла. Перед ним уже стоял сервированный столик. Кофе и печенье. И бутылка виски.
Когда Маруся была уже в нескольких метрах, он поднял голову и посмотрел на нее в упор.
– Садись! – Старик взмахнул рукой.
Ни здрасте, ни привет.
Она сжалась. Сейчас будет разнос. Что-то было не так. Но внутренне она приготовилась к атаке. Как ее учил начальник: «На тебя нападают. А ты расслабься, в зажатом состоянии на атаку отвечать нельзя. Так ты примешь удар на себя, а ты должна пропустить его – мягко, как воду сквозь пальцы, – и сохранить свою нервную систему в полном порядке».
Но сейчас это почему-то было сделать трудно, может быть, потому, что гнев исходил от Королькова реально ощутимыми волнами. Как торнадо. Оказался внутри и – пропал. Слава богу, Маруся никогда не была в настоящем торнадо. Но ей трудно дышать и трудно смотреть в эти глаза, потемневшие от ярости. Они, как два маленьких черных солнца, прожигают насквозь, кажется, сейчас Марусе будет больно, как от ожога.
