– О чем ты так глубоко задумалась? – Мужской голос вывел Марусю из забытья. Она резко тряхнула головой. Не стоит так уходить в себя. Эдуард Николаевич все насквозь видит. И от него ничего не укроется.
– О вашем городе, о выборах и о… Павле Эдуардовиче, – нашлась она.
– И что скажешь? – хмыкнул старик.
– Правду? – осмелела Маруся. Хотя прекрасно понимала, никакую правду она не скажет. Это просто такой «приемчик». Нужно вывести собеседника из себя. Авось проговорится в чем-то. Этот старый перец, Повелитель бурь – крепкий орешек и простыми приемами его не проймешь.
– Ее самую. Ту, которая «правда-матка».
– У Павла хорошие шансы, но ему не хватает… настоящей уверенности в себе. Не напускной, а внутренней, которая либо воспитывается с пеленок, либо приобретается в результате экстраординарных событий. Мне кажется, вы его слишком опекали с детских лет.
Собеседник уставился на нее с немым вопросом в глазах. Типа, девочка, знай меру, не зарывайся. И знай, о чем можно говорить, а о чем нельзя.
– Извините, – пошла на попятную Маруся. – Я, наверное, сказала что-то не так. Но я в интересах дела. Нашего общего дела.
Корольков-старший неопределенно махнул рукой, казалось, он потерял всякий интерес к разговору.
– Выздоравливай, – кратко сказал он, показывая, что встреча завершена. – Потом с тобой свяжутся.
Внезапно у Королькова зазвонил мобильный. Он посмотрел на экран дисплея и нажал на кнопку.
– Да! – кратко бросил он. Во время разговора его брови оставались сдвинутыми. Когда разговор был закончен, Корольков-старший повернулся к Марусе и хмыкнул: – Ну вот и выяснилось, кто напал на тебя. Люди, связанные с нынешним мэром. Решил попугать моих людей. – И он бросил на Марусю пронзительный взгляд.
Она невольно поежилась. Ей вспомнился Протасов и разговор с ним в ресторане. И последующее нападение на нее в тот же день. К выходу Марусю проводил все тот же вышколенный Петя. У ворот ее ждала Маргарита. Во время пути они вновь не разговаривали. Было видно, что Маргарита думает о чем-то своем.
А Маруся знала теперь одно. Ей срочно нужно в Москву.
Москва. 1975 год
За ним приезжали два раза в неделю. Во вторник и в четверг. Накануне вечером звонили домой и сообщали точное время, когда машина будет ждать у подъезда. Он уже почти привык к своей странной работе, тем более что в процессе изучения документов и дневника предполагаемого убийцы Кеннеди вставало много вопросов. Его охватил азарт – найти единственно верное и четкое объяснение происходившему. Все обвиняли Освальда Ли Харви в убийстве президента. Но сколько же было нестыковок!
Он читал и перечитывал:
«Когда я впервые встретил Марину? На танцах. Яркая и красивая. Нежная и упрямая. Наверное, такую девушку я и искал. Чем-то она напоминала мою мать. Но это сходство было только на первый взгляд, потом рассеивалось. Марина была более земной, более простой, и она была рядом! Мы поженились. У нас родилась дочь. Я почувствовал, что возможно счастье для меня есть. У меня как будто появились крылья… Алекс любил подшучивать надо мной. Бывало хлопнет по плечу: «Ну вот, старина Освальд, и ты стал приличным семейным человеком. Да еще подцепил такую красотку!» Слышать это было очень приятно, я ощущал, как тепло разливается по телу… Я ликовал – неужели я наконец обрел то, о чем мечтал всю жизнь – свою семью?
Но где-то на задворках сознания шевелился некий червячок сомнения: навсегда ли это? Не оборвется ли все в один момент? Наверное, нельзя думать о плохом. Потому что все так и случилось!
Однажды ко мне снова явился человек-без-лица и сказал, что мне нужно возвращаться в Америку. Обратно. Он ничего не объяснил, только насмешливо посмотрел на меня. «Ты понял, Освальд? – зазмеился, зашипел его голос. – Обратно. В Америку. Скажешь, что здесь тебя ничего не устраивает, ты разочаровался и хочешь уехать домой, в США».
Наша встреча, как всегда, произошла в сумерках. Он ушел, как растаял в полутьме, а я сидел на скамейке, оглушенный. Передо мной словно захлопнули дверь в яркий сияющий мир. И я остался в темной комнате без окон, со спертым воздухом. Я чуть не заплакал, а может быть, я сидел и плакал, понимая, что лучшее время осталось позади.
Похоже, свое задание я провалил. Я не узнал ничего, что представляло бы интерес для спецслужб. Более того, я ощущал себя никчемным человеком, который не смог помочь своей стране. Я не хотел даже думать о том, что меня ждет в Америке. Но иногда представлял, что меня оставляют в покое, и я живу прежней счастливой жизнью со своей семьей. Но, похоже, это всего лишь мечты. Однако кто знает, может быть, они сбудутся?
Уехать оказалось так же сложно, как зацепиться здесь. Но наконец вся предотъездная канитель осталась позади, и мы с Мариной и нашей девочкой сели на лайнер, чтобы прибыть в порт Нью-Йорка. Я сильно нервничал, не зная, как все сложится, но Марина подбадривала меня. Я любил ее и надеялся, что у нас все в конечном итоге будет хорошо. Во время этого путешествия несколько раз у меня мелькала мысль: а если бы мы остались? Может быть, так было бы лучше?
В Минске у меня была отдельная хорошая квартира, хорошая зарплата, любимая жена, я уже привык к людям, и когда мне сказали, чтобы я постепенно сворачивал контакты с русскими, – это далось нелегко. Я должен был бросать реплики о своем желании вернуться, о том, что я скучаю по Америке, не мог же я ни с того ни с сего сразу уехать… Все это далось мне гораздо труднее, чем я ожидал. Но я прекрасно понимал, что сижу на крючке, спрыгнуть с которого мне пока не удастся. И удастся ли вообще? Но я старался гнать эти мысли и смотреть в будущее с оптимизмом. Ради Марины и нашего будущего сына. Я был уверен, что нашим вторым ребенком будет сын. И его ожидает блестящее будущее. А вдруг он станет президентом США?
Я готовил вопросы на случай, если меня встретят журналисты. Кто знает, что этим акулам придет в голову? Но все обошлось.
Хотя проволочки и неразбериха начались сразу же, как только мы приехали. С трудом мы вылетели в Техас, меня встречал брат Роберт с женой и двумя детьми. Он нашел, что я сильно изменился и похудел. Не скажу, что услышать это было приятно. Но я стерпел. Я не мог сказать, что я похудел и осунулся в последнее время, когда понял, что мне нужно возвращаться.
Встреча с матерью еще усилила мое раздражение. Но я надеялся, что скоро все уладится. Правда, думал я так напрасно. Все только начиналось… Из меня стали сразу делать мальчика для битья. Да, я не рассчитывал, что меня встретят как героя (хотя почему бы и нет?), но к тому, что меня будут втаптывать в грязь, оказался не готов.
Меня никак не хотели оставить в покое. Я думал, что мое сотрудничество с ЦРУ дает мне определенную защиту. Но это было не так. За мной стало следить еще и ФБР. Я не понимал, что происходит, но твердо знал одно: я ни в коем случае не должен быть в положении одураченного. Я не мог поверить, что они – и ФБР, и ЦРУ – не знали обо мне и не контактировали друг с другом. А тот самый человек-без-лица стал появляться редко. Он встречал меня на улице, мы с ним сидели на лавочке, я всегда хотел ему сказать что-то важное, но он быстро уходил, махал мне на прощание рукой и исчезал. Вот и все. А вокруг меня был настоящий дурдом. На работу меня никуда не брали, мать постоянно вмешивалась в нашу жизнь и пыталась учить Марину, что приводило ее в ярость. Мы переезжали с места на место, но с работой по-прежнему не везло. Марина то впадала в истерику, то наоборот – старалась быть ласковой и нежной. И у нас с ней временами бывал просто потрясающий секс, и я вновь думал, как мне повезло, и у меня – лучшая жена в мире. Моя Марина. Сколько ей пришлось вынести с тех пор, как мы пересекли океан… Я должен был быть сильным, умным, смелым и богатым ради Марины и нашей дочери, ради нашей семьи…
