– Господа, – сказал он, – вот слова адмирала Ноэля, сказанные им год назад в Институте соединенных служб британского флота по поводу несогласия с выводами английских корабельных инженеров о крайней перегруженности кораблей предметами, не составляющими неотложной боевой необходимости.
«Я думаю, – сказал он (Джерард Ноэль), – что те, которые не знают, что значит командовать флотом и каковы суть обязанности морских офицеров, страдают тем заблуждением, что полагают, что военное судно даже в военное время непрестанно или, по крайней мере, очень часто находится в бою. Но это большая ошибка. Многие из наших судов даже в военное время могут не быть в бою».
– Да-а-а, господа! – нарушил наступившую после прочтения этой цитаты тишину командир «Варяга» капитан 1-го ранга Руднев, в свое время хорошо познакомившийся с действием японской шимозы, – могу заверить всех присутствующих, что все будет именно так, как сказал Виктор Сергеевич. За двенадцатидюймовые фугасы ручаться не буду – чего не было, того не было. Но восемь, шесть и пять дюймов мы на «Варяге» изучили хорошо. Зажигательные свойства у этой дряни великолепные. Мы просто не успевали тушить пожары, возникающие после попадания японских снарядов. Кроме того, после получаса боя все шлюпки, которые не сгорели, напоминали решето, а вся команда на палубе, включая вашего покорного слугу, была переранена мелкими осколками.
– Именно так всё и было, Всеволод Федорович, – кивнул адмирал Ларионов, – но это далеко еще не всё. Боевой корабль не полностью защищен бронею, у него есть и небронированные места, уязвимые и для фугасных снарядов. Это дымовые трубы и раструбы котельных вентиляторов, сделанные из относительно тонкого листового железа.
Вы помните, что стало с «Микасой», когда мы своей ракетой снесли ему обе трубы. А произошло вот что – значительно снизилась скорость из-за падения тяги в топках и почти полная утрачена боеспособность из-за удушливого угольного дыма, распространившегося по палубе и через котельные вентиляторы заполнившего внутренние помещения. Кроме того, броня даже на броненосных кораблях закрывает отнюдь не всю проекцию борта. Небронированные оконечности корпуса тоже крайне уязвимы для фугасов. Причем особую опасность для живучести представляют собой как нос корабля, так и его корма. Нос опасен в силу набегающего на него потока воды, а корма в силу расположения в ней рулевых устройств и дейдвудов. Японцы не зря с самого начала сделали ставку на фугасные снаряды. Как уже сказал Всеволод Федорович, шимоза – это очень опасная штука.
– Да-с! – сказал контр-адмирал Молас. – А наши умники под Шпицем и вовсе забросили фугасы в пользу своих дурацких облегченных бронебойных снарядов. Для шестидюймовых пушек – это вообще не снаряды, а один смех. Три фунта влажного пироксилина вместо десяти фунтов шимозы у японцев. А ведь весь смысл установки на эскадренные броненосцы орудий среднего калибра, господа, как раз и заключался в разрушении фугасными снарядами небронированных надстроек корабля противника. То есть в том, о чем нам только что толковал Виктор Сергеевич. Орудия, получается, у нас есть, а вот снарядов к ним с нужными свойствами – нет. Бардак-с. Натуральное вредительство!
– У британцев, Михаил Павлович, дела обстоят еще хуже, – усмехнулся контр-адмирал Ларионов, – их снаряды, хоть фугасные, хоть бронебойные, как во времена осады Севастополя в Крымскую войну, снаряжены обычным черным порохом. Тротил, подобно германцам, производить они еще не умеют, наш пироксилин не уважают, а японскую шимозу просто боятся. А с вредительством мы еще разберемся…
– Всё, господа, пора, – подвел итог дискуссии Алексеев. – План предстоящего сражения вам известен. Выходим из-за полуострова Талуншан, потом, поворачивая на юг, делаем британцам «кроссинг-Т» и открываем огонь по флагману. Тут уже британскому адмиралу надо будет думать о повороте, если он, конечно, не решит выбрасываться на берег. Скорее всего, повернут они вслед за нами – на юг, поскольку на севере им делать уже нечего. Как только британский мателот выкатится из строя, немедленно переносите огонь на следующий корабль в линии. Запомните – подранки, если они вышли из боя – это уже дело миноносцев. Крейсерский отряд контр-адмирала Рейценштейна действует против крейсеров противника. На этом военный совет считаю закрытым, – наместник Алексеев перекрестился, – и да помогут нам Господь и японские фугасы!
21 (8) апреля 1904 года, 06:35.
Формозский пролив, 30 миль северо-западнее порта Даньшуй. Британская эскадра вице-адмирала Ноэля. Флагманский броненосец «Глори»
Солнце, собирающееся выглянуть из-за горизонта, красило нежно-розовым светом высокие перистые облака. День обещал быть ветреным. А пока призрачно-серая поверхность моря едва морщилась под свежим дыханием муссона. Густой черный дым из труб британских кораблей относило на левую раковину, где он повисал над морем растрепанной косой. Там, впереди, уже была видна узкая черная полоска острова Формоза. До него оставалось рукой подать.
Вице-адмирал Джерард Ноэль поднялся на мостик флагманского броненосца, находясь в превосходнейшем настроении. Это было его утро. Утро, которое принесет ему славу боевого адмирала и сделает его имя таким же знаменитым, как имена адмиралов Нельсона, Энсона и Фробишера.
А то, стыдно сказать, отслужив в Королевском флоте сорок шесть лет, вице-адмирал Ноэль так по-настоящему ни с кем и не воевал. Не считать же за настоящую войну истребление вооруженных копьями и луками африканских дикарей в 1874 году во время второй войны с Ашанти или охоту в 1896 году на плохо вооруженных греческих повстанцев на Крите. С функциями карателя адмирал Ноэль тогда справился неплохо, за что и был награжден орденом Святых Михаила и Георгия.
Японцы, с которыми предстояло иметь сегодня дело, как показал их опыт сражения с русскими, не слишком далеко ушли от африканских дикарей, раз дали разбить себя. Задача виделась адмиралу несложной – подойти к берегу на дистанцию уверенного поражения целей главным калибром, спустить на воду вооруженные шестифунтовыми пушками паровые катера, дать корабельной артиллерией залп, чтобы всех напугать до полусмерти, а потом, при полном отсутствии противодействия, высадить на берег десант морской пехоты.
Катера при этом смогут подняться вверх по течению реки и помочь морским пехотинцам захватить столицу этого острова. Ничего сложного. К вечеру, заняв телеграфную станцию, можно будет рапортовать в Лондон об успешном выполнении поставленной задачи.
Но едва только адмирал ступил на мостик, как его настроение сразу испортилось. Далеко впереди, почти на самом горизонте, разматывая за собой тоненькие ниточки дыма, наперерез крейсерам головного дозора британской эскадры бежали две маленькие черточки кораблей. Секунда, и показавшийся над горизонтом краешек солнечного диска залил все вокруг расплавленным золотом и сделал невозможным опознание по силуэту или же по флагу. Утро переставало быть томным. Нет ничего хуже посторонних кораблей в районе проведения операции, о которой знать-то могло лишь весьма ограниченное количество лиц.
Будь на месте британца русский адмирал, он бы давно уже завернул что-то вроде «большого Петровского загиба». Но джентльмен называет кошку кошкой, даже споткнувшись об нее в темноте. Особенно если никакой кошки там никогда и не было.