А ведь я еще ничего не сказал о собственно индустриализации, о взаимодействии с Германской империей, о том, как не стать ее сырьевым придатком и суметь заполучить нужные нам технические новинки, которые германцы нам не захотят дать, невзирая на все их разговоры о дружбе с нами.
Я пока молчу о ликвидации неграмотности и о программе массового обучения технических кадров, без которой та самая индустриализация невозможна в принципе.
И на все это нужны, деньги, деньги, деньги и еще раз деньги. А также те самые кадры, что не погибнут в усобице, а помогут мне из лапотной России создать величайшую державу мира. Ибо без этого нас не защитит никакая армия. Как только что правильно сказал Мехмед Ибрагимович – нас попросту сожрут. Ну, вот такие дела у нас. – Михаил замолчал и посмотрел на нас грустным взглядом.
Мы молчали и думали. Одна пятая часть суши лежала перед нами подобно непаханой целине, которую надо было вспахать, засеять – и дождаться богатого урожая.
– Михаил Александрович, вы не один – мы с вами, – сказал Османов, накрыв своей широкой ладонью ладонь императора.
Потом поверх его руки свою руку положил я, потом Коля Бесоев. Последней была Нина Викторовна, скосившая при этом взгляд на воркующих в дальнем углу комнаты Кобу и Ирину.
– Будет вам политическая сила нового типа, – сказала она, – это я вам гарантирую. Как говорил светлейший князь Потемкин-Таврический: «Деньги ничто, люди всё!»
10 мая (27 апреля) 1904 года, 16:15.Санкт-Петербург, Зимний дворец, Готическая библиотека
– Без чинов, Сосо, проходите и садитесь, – сказал император, приглашающим жестом указывая гостю на кресло. – Разговор у нас с вами будет долгий, непростой и интересный.
– Интересный, говорите? – улыбнулся Коба. – А о чем может говорить хозяин одной пятой части суши с возмутителем спокойствия, пусть даже и бывшим?
– Насколько я понимаю, – сказал Михаил, – в своих действиях вы, Сосо, в первую очередь стремились не к возмущению спокойствия, как к самоцели, а к восстановлению попранной справедливости. Спокойствие возмущают, когда хотят половить рыбку в мутной воде. Вы же, Сосо, в своих действиях не имели в виду ничего подобного.
– Справедливость, – порывисто сказал Коба, вскочив с кресла и начав прохаживаться по залу вдоль застекленных полок с книгами, – это то, что объединяет людей. Там, где справедливости нет, все вокруг разъедает ржа зла и взаимной ненависти. Люди, делающие тяжелую и опасную работу, должны получать за нее справедливую и достойную оплату, а не те гроши, которые хозяин платит им по своему разумению.
– Я это понимаю, – утвердительно кивнул император, – и считаю, что без установления справедливого общественного устройства Россия никогда не сможет занять подобающее ей место в мире. Ведь сам мир по сути своей несправедлив, но это совсем не значит, что не нужно или невозможно бороться с его несправедливостями.
– С нынешним российским чиновничьим аппаратом, – убежденно сказал Коба, резко остановившись и повернувшись лицом к Михаилу, – совершенно невозможно добиться справедливого общественного устройства, ибо несправедливость заложена в саму его суть, которой является удержание в покорности простого народа.
– В чем-то вы правы, Сосо, а в чем-то и нет, – задумчиво сказал император, поглаживая бритый подбородок, – ведь государственный аппарат предназначен не для построения рая Господнего на Земле, а исключительно для того, чтобы на ней не воцарился кромешный ад. Мы знаем, что примерно две трети наших подданных живут в нищете, и если их отчаяние вырвется наружу, бунт будет пострашнее пугачевского.
Государственный аппарат по сути своей консервативен и совсем не подходит для изменения общественного устройства в России. И если я попробую выполнить задуманные мной реформы, действуя исключительно через государственную бюрократию, то в лучшем случае все будет спущено на тормозах и вернется на круги своя, а в худшем – я получу табакеркой по голове, как мой злосчастный прапрадед Павел Петрович. Для того чтобы я мог исполнить все задуманное, мне нужна независимая от чиновничества мощная политическая сила, на которую я мог бы опереться, как Петр Великий мог опереться на свою гвардию. Партия нового типа, как сказал бы наш общий знакомый Владимир Ильич Ульянов.
– Михаил, – Коба первый раз назвал императора по имени, – и вы хотите поручить мне создание этой самой политической силы? Не слишком ли смелое, я бы даже сказал, рискованное решение?
– Не слишком, Сосо, – ответил император, подтвердив тем самым подозрения Кобы, – мы с вами оба знаем, кем бы вы стали через три-четыре десятка лет, если бы все произошло, как в истории наших гостей из будущего. И мы знаем так же, какую державу вы сумели построить на руинах, в которые превратилась после 1917 года Российская империя. Как вам моя мысль о том, что необходимо начать делать то же самое, что бы вы делали тогда, только на четверть века раньше, без полного разрушения государства и гражданской войны.
Должен сразу сказать, что я не вижу другого пути к построению действительно великой России, кроме как создания в ней общества всеобщей справедливости и процветания. С нищетой, бедностью и невежеством должно быть покончено. Без этого нам не раскрыть великий потенциал нашего народа и не получить доступ к его могучей силе.
– Неожиданное предложение, – задумчиво сказал Коба, снова усевшись в кресло. – Скажите, Михаил, а вы не опасаетесь того, что через какое-то время я, воспользовавшись вашим доверием и опираясь на ту самую политическую партию нового типа, совершу в России государственный переворот и отстраню вас от власти?
– Нет, – взглянув в глаза своему визави, ответил император, – не опасаюсь. Прежде чем пойти на этот, как я вас сразу предупредил, непростой разговор, я заново проштудировал ту историю. Вы, Сосо, никогда не стремились к власти как таковой. Она для вас всегда была только инструментом. И хоть в народе говорят, что двум медведям в одной берлоге не ужиться, но мы-то с вами, Сосо, не медведи. Хотелось бы верить, что мы сумеем составить слаженный тандем, и вместе, плечом к плечу, поднять Россию к новым вершинам славы и процветания.
– Наверное, вы правы, Михаил, – после долгого молчания произнес Коба, – и мы действительно одинаково смотрим на то, что есть справедливость, и что может принести нашей Родине величие и могущество. Но дело, видите ли, в том, что я сам далеко еще не тот «товарищ Сталин», который принял нищую страну с сохой, а оставил сверхдержаву с атомной бомбой. Мне до этого еще учиться и учиться, и я очень остро чувствую недостаток имеющихся у меня знаний. Спасибо товарищам из будущего, которые всерьез взялись за мое образование. Но, как я смог понять, этот процесс еще далек от завершения.
– Век живи, век учись, – улыбнувшись, ответил император, – и, если исходить из этой пословицы, то процесс обретения вами новых знаний должен быть непрерывным. Если вы дадите согласие, то в дополнение к теоретическому образованию я буду поручать вам реальные практические дела, чтобы вы прошли школу управления – от простого к сложному. И я верю, Сосо, что у вас все получится.
