– Согласны ли вы с этим?
– Да, согласны, – почти единогласно отозвался народ.
– Тогда, товарищи, – сказал стоящий на возвышении человек, – прошу вас поставить под нашим прошением свои подписи.
Градоначальник догадался, что это и был тот самый Джугашвили-Коба. Рядом с ним Фуллон заметил и знакомых уже ему рабочих, членов правления: Карелина, Васильева и Кузина. Варнашев, как секретарь Собрания, сидел чуть поодаль за столом, и именно к нему по одному стали подходить рабочие. Он записывал их фамилии и давал подписаться, ну, или поставить крест, кто был неграмотный.
Пока Митроха ужом ввинтился в плотную людскую массу, пока что-то шептал на ухо товарищу Кобе, Фуллон с некоторым удивлением и отчасти с удовольствием понял, насколько серьезно относятся рабочие к этому действу. Не было слышно никаких посторонних разговоров, рабочие по одному молча подходили к столу секретаря, тихо называли свою фамилию, имя, завод, на котором работали, подписывались или ставили крест и так же молча отходили в другой угол помещения.
Скользнув взглядом по стенам чайной, в которой он уже не раз бывал, градоначальник вдруг с удивлением увидел большой портрет императора Михаила II, висящий на видном месте, словно в казенном присутствии. Но только там таких портретов не увидишь – в казенных присутствиях император обычно изображался собранным и даже суровым. А на этом портрете, одетый в свою любимую камуфляжную форму, Михаил II улыбался весело и даже чуть насмешливо. А лихо сбитый на левое ухо черный берет лишь подчеркивал его радостное настроение.
Иван Александрович Фуллон не был глупым человеком и быстро сообразил, что портрет сей в Собрании появился неспроста. Вывод можно было сделать однозначный – император отнюдь не шутил, когда говорил, что с этим Собранием у него связаны большие и серьезные планы.
Тем временем к градоначальнику подошел тот самый невысокий кавказец, который только что выступал перед людьми.
– Добрый вечер, ваше высокопревосходительство, – спокойным голосом, без всякого подобострастия, сказал он. – Вы хотели меня видеть?
– Если вы господин Джугашвили, – сказал Фуллон, – то да.
– Тогда я к вашим услугам, – ответил Коба.
– Господин Джугашвили, – градоначальник оглянулся по сторонам, – где бы мы могли поговорить с вами без помех? У меня к вам поручение от… – и Фуллон выразительно посмотрел куда-то вверх.
Коба на мгновение задумался.
– Если вы не возражаете, – сказал он, – то мы могли бы пройти вот туда, – и он жестом показал на дальний угол за трибуной. – Там накрытый столик с самоваром и всем, что положено для чаепития. Нам там никто не помешает.
– Хорошо, господин Джугашвили, – сказал Фуллон, забрав у секретаря портфель и сделав ему знак, чтобы он исчез, растворился, сгинул.
Усевшись за стол, градоначальник снял фуражку, перекрестился на образа и пригладил короткие седые волосы. За стол присели также Коба, Карелин и Васильев.
– Господин Джугашвили, – сказал градоначальник, расстегнув портфель и достав из него лист гербовой бумаги, – его императорское величество государь Михаил Александрович поручил мне передать вам копию исправленного и дополненного устава вашего Собрания и согласовать с вами все условия проведения вашей послезавтрашней манифестации.
Коба аккуратно взял бумагу из рук градоначальника и стал внимательно ее читать.
– Как видите, – добавил Фуллон, – устав уже подписан мною и завизирован министром внутренних дел Вячеславом Константиновичем Плеве.
– Спасибо, ваше высокопревосходительство, – сказал Коба, передавая устав Карелину. – Кстати, вы не откажетесь выпить хорошего крепкого чаю с баранками и калачами?
– Отчего же, не откажусь, – ответил Фуллон. Он почувствовал, что с его души словно свалился камень – этот Джугашвили, оказывается, совсем не похож на злодея, каким изображал его господин Плеве.
– Раз уж вы, господин Джугашвили, – сказал Фуллон, – облечены полным доверием нашего государя, то вы можете называть меня просто – Иваном Александровичем.
– Вы, Иван Александрович, – сказал Коба, наливая генералу из заварного чайника в стакан горячего чая, – как старший младшего можете называть меня просто Иосифом или, как говорят у нас в Грузии – Сосо.
– Хороший чай, Сосо, – одобрительно кивнул Фуллон, сделав маленький глоток. – Наверное, английский?
– Да, английский, – ответил Коба, – точнее, цейлонский, поскольку в Англии чай не растет. Известный вам Александр Васильевич Тамбовцев уважает именно этот сорт и говорит, что лучше него нет в мире. Даже чай из Индии будет похуже.
– Он прав, – сказал Фуллон, – но, Сосо, давайте поговорим о вашей манифестации и о том, какими путями вы поведете людей на встречу с его императорским величеством.
– Непосредственной организацией манифестации у нас занимается товарищ Карелин, – сказал Коба. – Алексей Егорович, изложите его высокопревосходительству ваш план.
Карелин, который как раз только что закончил читать обновленный устав, сперва бросил на Кобу отчасти восхищенный, отчасти испуганный взгляд, потом, передав документ Васильеву, полез в карман пиджака за своей бумагой.
– Вот, ваше высокопревосходительство, – сказал он, развернув перед градоначальником сложенный вчетверо листок, – здесь в подробностях изложено всё: где будет место сбора, сколько примерно будет народа и по каким улицам он пойдет. Обратно – тем же путем.
– Отлично, господин Карелин, – похвалил Фуллон, укладывая бумагу Карелина в свой портфель, – очень все у вас здесь толково изложено. Теперь о том, как будет с нашей стороны организовано шествие. Император приказал по пути вашего следования выставить двойной или даже тройной кордон городовых, задачей которого будет поддерживание порядка и предотвращение провокаций, исходящих, так сказать, извне. Внутри колонн порядок должны поддерживать уже ваши люди и передавать полиции всех, кто будет нарушать порядок. Вам это понятно?
– Да, Иван Александрович, – сказал Коба, – порядок в наших рядах будут поддерживать народные дружинники – вы их уже видели у входа в чайную.
– Насколько они хорошо подготовлены, Сосо? – поинтересовался Фуллон.
– Достаточно хороши, – ответил Коба, – совсем недавно здесь появились агитаторы, кажется эсеровские, и по своему обычаю вооруженные железными прутьями и кастетами. Наши парни быстро им объяснили, что здесь им не рады, и они ушли.
– Эсеровские агитаторы просто так взяли и ушли? – не поверил Фуллон.
– Ушли, Иван Александрович, ушли, – улыбнувшись, сказал Коба, – кто на двух ногах, а кто на четырех. Кому не повезло – тут рядом военный госпиталь, если что, им окажут помощь. Перед уходом они оставили нам на хранение весь свой арсенал. Неплохо было бы, чтобы кто-нибудь из полиции зашел к нам и принял все изъятое по описи. Мы люди мирные, нам оно без надобности.
– Ну, раз так, Сосо, – сказал Фуллон, с сожалением поставив на стол пустую чашку и вставая, – то я вижу, что дело в надежных руках. Всего вам доброго.
