От соприкосновения с кровью (Тьёрн на неё не поскупился) пластина засияла, даже не засияла, а будто накалилась. Положив её на стол, маг вернулся ко мне, сделал пас рукой и отрывисто прочитал заклинание, превратившее холод линий треугольника в нестерпимый жар. Он разошёлся по всему телу и откатился обратно, взметнув искры, превратив контуры фигуры в осязаемый металл, излучающий свет. Последний пронзил браслет, тогда как мою руку огибал.
Маг смело встал одновременно на горящий круг и пульсирующий октаэдр, заведя заунывную речь с периодическими взмахами руками и начертанием рун. Я испугалась, заметив, как пламя и сияние одновременно скользнули вверх по его ногам. Столкнувшись в районе сердца, они завихрились, образовав небольшой, похожий на шар, сгусток. Тьёрн отдал его мне, велел взять в ладони, встать и подойти к столу.
Голова кружилась, дыхание стало рваным. Я едва не теряла сознание, но маг и не думал мне помогать, замерев со стержнем в руке. Держал той самой, на которой были частички кожи хозяина.
Я мельком глянула на пластину: она отображала моё местоположение! Неужели сработало?
Маг наклонился к нечто в моих ладонях, произнёс пару фраз — и сгусток воспарил к потолку, замер на мгновение и мягко спланировал на пластину, войдя и преобразовав её.
Тьёрн попросил вытянуть руку и вывел на браслете вязь из слов и знаков.
— Я, виконт Сашер Ратмир альг Тиадей, коннетабль Арарга, приказываю тебе разомкнуться.
Увы, браслет щёлкнул, но не раскрылся.
Покусывая губы, маг задумался, затем погладил браслет, вывел другой символический ряд и спросил:
— Ты признаёшь меня?
Браслет немного сдвинулся вниз и тут же вернулся обратно.
— Тогда завтра ровно в полночь ты разомкнёшься.
Никакой реакции.
Маг потянулся за пластиной и, крепко сжав её, несколько раз повторил: «Ты истинная».
— Всё, — устало вздохнув, прошептал Тьёрн, опустившись на пол. — Я сделал всё, что в моих силах. Связь с пластиной в замке нарушена, правду отныне показывает эта. Потом попробуем изменить имя хозяина на браслете — меня он всё же не принимает. Видимо, маг виконта что-то вплёл в серебро. Но ничего, браслет мы снимем. С каждой милей от замка сделать это всё проще: рушатся цепочки магического плетения, которые я надрезал.
Видя, что мне нехорошо, маг предложил спуститься на кухню и заварить себе крепкого чаю: «Из банки с коричневой крышкой щепотку травы добавь. Извини, сама».
Я кое-как, держась сначала за стены, затем за перила, добралась до кухни, затеплила огонь и поставила чайник. Чай нашла не сразу: тяжело ориентироваться на чужой кухне.
После напитка стало намного лучше. Голова прояснилась, исчезла слабость.
Домой пришлось возвращаться бегом, чтобы госпожа ничего не заподозрила, а на перекрёстке выравнивать дыхание.
Норине я соврала, что платье ещё не готово.
Среда казалась бесконечной. Я не находила себе места, сидела, как на иголках, даже вышивание не приносило желаемого спокойствия.
Не нарушая привычного распорядка, позавтракала у себя до того, как проснулась норина Мирабель, покормила Рагнара, помучилась немного с тошнотой, которую сумела заглушить маслом имбиря и мяты — в своё время советовали, помогало. А ещё выручал лимон — когда меня «накрывало», жевала кислые дольки. И с собой купила, чтобы в дороге не мучиться.
Дальше — тоже привычно. Утренний туалет госпожи, занятия с сыном, прогулка с ним и нориной Ангелиной. Её тоже иногда отпускали со мной, хотя обычно с девочкой гуляла няня. Вот когда помощь слуги неоценима: попробуйте уследить за двумя сорванцами! Ладно, Рагнар, он хотя бы бегать не умеет, зато норовит всё засунуть в рот, а Ангелина непрочь пошалить. Они так меня вымотали, что к концу прогулки валилась с ног.
Перед обедом снова тошнило, но я радовалась, что до, а не вовремя. Госпожа и так заметила, что я стала меньше есть. Мы с ней до сих пор за одним столом сидим — приказ хозяина, — так что скрыть невозможно.
Весь вечер просидела дома: надобности выходить не было. Делать ничего не могла, просто бродила, мысленно прощаясь с комнатами. И с их обитателями.
Жаль, что никогда больше не увижу Карен и Фей, мне будет их не хватать. И норины Мирабель тоже.
Когда стемнеет, я должна взять сына и вещи и выйти на соседний перекрёсток, где будет ждать Тьёрн. Ни в коем случае не позднее одиннадцати, иначе из города не выпустят: закроют последние, Кастрийские ворота, через которые завозили продовольствие. А откроют их только в шесть часов утра.
Ворота сегодня и так держали открытыми дольше положенного часа (половины десятого в зимнее время) в виду предстоящего королевского праздника: продукты во дворец должны поспеть в срок.
Уложила сына, плотно поужинала, благо желудок позволил, посидела немного с госпожой.
Норина Мирабель ушла спать в начале одиннадцатого — значит, остальные слуги тоже скоро заснут.
Вернувшись к себе, спрятала в нательном белье самое ценное — деньги и драгоценности. Монеты в один кошелёк не положила, разделила цейхи, серебрушки и медь. Золото мне в ближайшее время не понадобится, а остальное должно быть под рукой.
Переоделась, ещё раз проверила, всё ли взяла, стараясь не разбудить, тепло одела Рагнара. Осторожно выглянула в коридор, прокралась к кладовой и забрала сумки. Возвращаясь, посмотрела на часы — без десяти одиннадцать. Ждать дольше нельзя.
Помолившись Шоану, устроила в перевязи из шали снова засопевшего Рагнара: заняты у меня руки, иначе никак, — подхватила сумки и, крадучись, спустилась вниз.
Сердце уходило в пятки от каждого звука, даже воображаемого. Когда заметила отблеск свечи, и вовсе чуть не задохнулась.
Шоан, ну почему они не спят? Судачат, наверное, косточки знакомым и незнакомым перебирают.
Свет падал с верхней площадки лестницы, с этажа, отведённого слугам. Радовало, что слабый, отблески, — из приоткрытой двери или коридора.
Оставалось уповать на то, что никому не придёт в голову выйти на лестницу или сбегать на кухню за чем-то вкусненьким. Кухня, увы, была самым опасным и часто посещаемым местом. А чёрный ход рядом с ней. Не совсем, но в двух шагах.
Так и есть — на кухонном столе свеча. Но голосов не слышно.
Будь что будет, обратной дороги нет!
На цыпочках миновала опасный участок, стараясь не отбрасывать тени, юркнула в спасительную темноту, медленно, не производя шума, отомкнула запор и скинула с петли крючок. На меня пахнуло холодом и свободой. Опьянённая, я легко подхватила сумки и выбралась наружу, не забыв притворить дверь. Надеюсь, не поднимется ветер, а то начнёт хлопать. Или сквозняк привлечёт внимание полуночниц. Кстати, знать бы, где они. Наверное, вышли по нужде. Хорошо, что не лето, а то и во дворе могла бы встретить.
