Куколка в шелках и бриллиантах, не смеющая переступить черту, неравная по рождению и отношению. Не уверена, что даже для виконта я такая, как он. Привязанность, она разная и вовсе не подразумевает взаимопонимания и уважения чужих желаний. Иногда в ней уважают и слышат только себя.
Если Сагару удочерит виконт, из неё воспитают привычную к рабству араргку, такую же девушку на заклание, как норина Мирабель, так же выдадут замуж по воле отца, дабы укрепить родственные связи. Без любви, не спросив даже меня — не то, что её. Продадут тому, кто выгоден роду. Потому что так положено в аристократическом кругу: дочери — разменная монета в политических играх. Их наклонности, их интересы никого не интересуют. Девочкам с детства вдалбливают, что единственное предназначение женщины — родить мужу наследника. Потому как ни для чего иного супруга не нужна. Приданое, связи, наследник — и никакой любви.
Матери в выборе женихов участия не принимают, даже не обладают правом совещательного голоса. Как решит отец, так и будет. Виконт, к примеру, уже присматривал будущего жениха для Ангелины, проглядывал списки дворянских родов. А ведь она ещё так мала!
Худородные норины свободнее: их никто не принуждал, они могли выбирать. Сагара не сможет. Я ведь ничего не смогу изменить, вмешаться в многовековые традиции…
Нет, я не брошу сына, но жить с виконтом не стану.
Поселиться в другом месте в Арарге? Но я ненавидела это королевство и всё, что с ним связано. И там я всё равно торха, пусть и освобождённая. Отношение будет соответствующее. Можно, конечно, пожаловаться виконту, но не хочу быть ничем ему обязанной. Хватит! Все долги розданы, новых я не желаю.
Хочу жить без норна, потому что, чтобы ни говорила, никогда не забуду вкуса плётки в его руках. Чтобы виконт ни говорил о законе, законом в своём замке был он.
Да, норн часто жалел меня, да, любил, но унижал! Что заставляло его кормить меня, как собаку, вдали от людских глаз? Что мешало подписать вольную, поговорить со мной, как с человеком, убрать поводок? Ничего, он просто не желал и не понимал зачем. Виконт араргец, а для этого народа все люди иных рас — второго сорта.
Разумеется, не могло быть и речи, чтобы виконт присутствовал на дне рождения Рагнара. Я написала письмо норине Мирабель, заверила, что всё хорошо, и отправила на гридорский адрес. Догадывалась, что оно её не обрадует, особенно то, что норн здесь, что его чуть не убили из-за меня, но она должна была знать.
Откладывала тяжёлый разговор со дня на день, не желая огорчать больного. Оказывается импари стать легче, чем объяснить отказ. А всё потому, что я переживаю за здоровье виконта, особенно душевное.
Наконец решилась: что толку тянуть и ещё больше привязывать к себе?
Был июль месяц, и тёплый ветер колыхал занавески гостиничного номера, куда, оправившись, перебрался виконт: он не желал стеснять меня.
Виконт сидел и смотрел, как я читаю письмо из Арарга. Адресованное ему письмо от супруги. А я не могла сосредоточиться под его взглядом. Он как кинжал — в нём столько нежности и любви.
Протянул руку и коснулся моих волос. Улыбается.
Норина Мирабель, вот, не улыбалась. Она ведь не только ему письма писала: второе предназначалось мне. Как и предполагала, норина обрушила на меня поток негодования и обвинений, утверждала, что я едва не погубила карьеру мужа, навлекла на него выговор короля, чуть ли не довела до самоубийства.
«Он так исхудал, походил на привидение, не спал, не ел, месяцами не бывал дома, — писала норина Мирабель. — Когда возвращался — молчал и пил. К себе подпускал только сына, даже велел Рагнару у себя в спальне постелить. Я боялась, что с ума сойдёт. И всё из-за тебя! А потом ты пишешь, что он из-за тебя же стоял на пороге смерти. Иалей, я и не подозревала, что ты такая жестокосердная тварь. Перестань его мучить! Если не нужен, отпусти».
— Как вы себя чувствуете? — отложила письмо и посмотрела на виконта.
— Ты же знаешь, если ты рядом, мне всегда хорошо, любимая моя кеварийка.
Он привлёк меня к себе и поцеловал.
— Вот об этом я и хотела поговорить, — отстранилась, решив пресекать все порывы нежности. — Чтобы снова не быть предательницей. Вы ведь ждёте, что я выйду за вас замуж, мой норн?
— Сашер, — поправил виконт. — Но ведь ты, вроде бы, приняла меня. Или что-то случилось?
Тяжело говорить такое человеку, который бережно целует твои руки. Хорошо, что я отказалась делить с ним постель: соврала, что врач не рекомендовал.
— Сашер, — с трудом заставила себя назвать его по имени, а потом решила, что лучше по фамилии, — виконт Тиадей, я не выйду за вас замуж. Как и обещала, приеду навестить Рагнара, с вашего позволения побуду с ним пару месяцев, но к вам не вернусь. Не стану вашей женой. И любовницей тоже.
— Иалей…
В глазах — непонимание. Стараюсь не смотреть в них, встаю и продолжаю:
— Так будет лучше.
— Почему? Что я сделал не так, скажи? — он встал вслед за мной, попытался обнять — я не позволила. — Ты будешь жить отдельно, я ни словом не обмолвлюсь о женитьбе… Всё будет, как ты пожелаешь. Иалей, что произошло, ведь ещё вчера мне казалось… Не простила?
— Простила, мой норн, просто не хочу снова быть торхой, пусть и свободной. Видеть боль и страдания, каждый день вспоминать прошлое. И вы… Не надо, мой норн, я знаю, что вы любите меня, только этого мало. Потому что я не люблю вас. Давайте поговорим начистоту. И вы хоть раз услышите меня. Согласны?
Виконт кивнул. Молчал, осмысливая мои слова, а потом обхватил, прижал к себе и принялся осыпать поцелуями.
— Останься, Иалей, всё, что угодно, только останься!
Мне потребовалась вся твёрдость, чтобы не сдаться под его напором. Отстранилась и попросила держать себя в руках.
— Мой норн, если вы хотите меня видеть, не целуйте и не обнимайте. Привыкайте, что мы чужие. Тогда мы сохраним дружеские отношения. Это тяжело, но необходимо. И чем меньше вы меня видите, тем лучше. Как я уже говорила, я не люблю вас и не полюблю. Вы ничего изменить не можете. Почему? Так вышло. Вы были хорошим хозяином по меркам Арарга, спасибо, но хозяином. Вы до сих пор не понимаете, чего мне не хватало, верно?
Он кивнул. Сидел на кровати и смотрел, пристально, с молчаливой надеждой. Не просил, не умолял больше.
— Ты же… Я всё сделаю. Что захочешь.
— Откажитесь от рабства, своих привычек? Порвёте со своим кругом, страной?
Виконт вздохнул и поджал губы, задумался.
— Я отвечу за вас: нет. Вы не изменитесь, да и ваша страсть того не стоит. Ведь это всего лишь страсть, мой норн, а не любовь. Признайтесь, что вы желаете счастья себе, а не мне. Привычка получать своё, строптивая игрушка, задетая гордость…
— Нет, — хрипло возразил он, — ты не права. Я действительно люблю тебя. Наверное, не так, как ты хочешь… Ты говоришь, что я тебя не слышу — но я пытаюсь, Иалей! Помоги мне, хоть чуть-чуть!
