Палач лениво курил трубку рядом с арсеналом плетей, длинных прутьев, стальных цепочек и других предметов, способных причинять боль. Все они были разложены по размеру на специальном столе перед столбом с цепями и кольцами.
От одного вида этих вещей и абсолютно равнодушных к судьбе несчастной людей стало плохо.
Вцепившись в рукав хозяина, я с мольбой взглянула на него:
— Тот норн — ваш друг, попросите его, чтобы её не забили до смерти! Я всё, что угодно сделаю!
— Не забьёт. Это для другой приготовили. Тоже за побег, но с отягчающими обстоятельствами. На объявление глянь.
Оторвав взгляд от помоста, я увидела то, что вначале упустила из виду: список приводимых к исполнению приговоров. Среди них был один смертный. Для хыра. За данную хозяину пощёчину и убийство его собак.
Торху, которую наказывали первой, звали Тарша. Она обвинялась в побеге и причинении физического вреда аверду.
— Запомни раз и навсегда: наказание для рабыни всегда выбирает хозяин. Единственное, что его ограничивает — закон. Там чётко прописана верхняя планка ответственности за тот или иной проступок. И если она соблюдена, никто не станет вмешиваться в чужие дела.
Хозяин ласково погладил по волосам и привлёк к себе, давая возможность, если будет страшно, уткнуться ему в пальто.
Вывели осуждённую, зачитали приговор, спросили владельца торхи, не желает ли тот изменить или отменить его. Норн ответил отрицательно, встал рядом с палачом, следя за тем, как испуганную девушку в короткой нательной рубашке привязывают к столбу. Он указал пальцем на тело несчастной — и его тут же лишили покровов.
— Что предпочитает мой норн? — осведомился палач.
— «Кошку».
Я считала удары по крикам, зарывшись в тёплую ткань пальто. Хозяин молчал.
Наконец стоны стихли, и я решилась взглянуть на помост.
Торха уже висела в другом положении, лицом к зрителям. Голова безвольно поникла, живот пересекали красные полосы — следы от плети. Всего пять или шесть.
— Она умерла? — тихо спросила я.
— Нет, потеряла сознание от боли. Норн бил сам и не рассчитал силу, сумел нанести только половину ударов.
— Они продолжат? — я с ужасом наблюдала за тем, как торху приводят в чувство.
— От хозяина зависит. Захочет забить до смерти — продолжат, но, по-моему, не стоит. Пятьдесят ударов «кошкой» не всякий мужчина выдержит. Торхой девочке уже не быть — с такими-то шрамами! А как за хыру ещё можно выручить деньги. В конце концов, она никого не убила, чтобы превращать кожу в лохмотья.
Торху облили водой, и истязание возобновилось. Его прерывали дважды по той же причине: девушка теряла сознание.
Наконец всё закончилось. Обмякшее окровавленное тело сняли, завернули в холстину и унесли.
— Неужели вам её не жалко? — не выдержав, я расплакалась.
Представила себя на её месте, подумала, был бы так жесток ко мне собственный хозяин. Сколько ударов досталось бы мне?
— Почему не жалко? Но существует закон, за нарушения которого необходимо карать. У каждого существуют права и обязанности. Не спорю, норн перестарался, но она сама виновата.
Палач тщательно вытер инструменты, а его расторопные помощники-хыры вымыли помост.
Квит вывел следующую жертву — белокурую торху барона альг Сомаарша. Она тряслась от страха, порывалась вырваться, но безуспешно.
Её раздели до нижнего белья и подвесили на столбе. Квит ловко расстегнул застёжку бюстье, оголяя спину.
— Сколько прикажите? — поигрывая кнутом, обернулся к владельцу торхи палач.
Барон провёл рукой по вспотевшему лбу и, подумав, ответил:
— Двадцать три удара. По одному и тому же месту старайся не бить. Кнут без шипов и утяжелителей. Если потеряет сознание — не продолжай.
Палач кивнул и показал орудие исполнения наказания. Норн придирчиво осмотрел его и велел дать второй для сравнения. В итоге выбрал тот, что на вид казался легче.
— Ты спрашивала, жалеют ли провинившихся торх? — хозяин наклонился ко мне. — Роналд только что пожалел. Дело не только в количестве ударов, но и в том, чем и как их наносить. При желании, Лей, тремя-четырьмя ударами можно сломать позвоночник. Но не этим кнутом: он только для боли. У него лёгкая рукоятка и широкий ремень. Безо всяких шипов, просто полоса кожи. Вред, причиняемый ударом, напрямую связан с вложенной в него силой и площадью соприкосновения с телом — чем она меньше, тем опаснее.
Он ещё что-то объяснял, но я не слушала, обратив взгляд на помост, на спину девушки.
Резкий свистящий звук — и на кожу легла первая алая полоса.
Торха дёрнулась, но промолчала. Вскрикнула на третьем ударе и судорожно задёргала ногами. Я прекрасно понимала, что она сейчас чувствовала — сама пережила подобное. Квит хозяина был мастером своего дела и умел причинять боль не хуже палача.
— Можно и по ногам, — подал голос хозяин торхи, и кнут тут же прошёлся по пяткам осуждённой.
Он двигался снизу вверх, постепенно подбираясь к лопаткам, оставляя кривые пояса кровоподтёков. Как и просили, палач не наносил ударов по одному и тому же месту, не бил со всего размаху, поэтому никаких серьёзных увечий нанести не должен был.
Торха рыдала. Оставалось ещё три удара.
— Ладно, довольно, — барон поднялся со своего места, взошёл на помост и забрал. Провёл рукоятью по позвоночнику рабыни, затем упёр её в подбородок девушки, заставив замолчать. Мне даже показалось, что несчастная затаила дыхание.
Торху развязали. Прикрывая грудь руками, она стояла на коленях, держа спину прямой — видимо, иначе не могла. Стояла и беззвучно плакала. Волосы мокры от слёз.
Барон внимательно осмотрел рабыню и распорядился забрать её. Заметив хозяина, кивнул ему и поинтересовался, будет ли он у Георга. Норн ответил утвердительно, встал и начал проталкивать меня к выходу.
Мне хотелось узнать, что же будет дальше с той белокурой девушкой, но спросить не решилась. После оказалось, что её всё-таки оставили торхой, но до первого проступка, какой бы характер он ни носил. Значит, повезло, и действительно нравилась владельцу.
Наказание на площади Слёз ещё долго снилось мне в кошмарных снах.
Краем уха в начале зимы услышала об очередной военной компании Арарга. Наверное, такой же молниеносной, как кеварийская.
В преддверие отъезда (коннетабль осуществлял общее командование войсками), хозяин устраивал дружескую пирушку.
Помогая готовить пунш, жарить мясо и печь пироги, я гадала, возьмёт ли он меня с собой. По идее должен был, но ведь это война, а торха должна следовать за владельцем в мирное время.
Мелькнула мысль, что, вернувшись, он может привезти новую торху. Наверное, я бы обрадовалась: меньше внимания, больше возможностей. Но, с другой стороны, жалко девочку, которой искалечат жизнь.
