— Накинь пальто, а то замёрзнешь — всё-таки октябрь. А свобода… Я обещаю подумать. Всё может быть.
Всю обратную дорогу до Гридора хозяин молчал. Оно и понятно — какой удар по самолюбию. Но он сам позволил мне выбирать.
В ресторане я танцевала. Не с хозяином. И не один раз.
Когда пригласили впервые, вопросительно покосилась на норна. Тот ответил: «Решай сама». И он остался сидеть за столиком, а я танцевала, сначала стеснялась, а потом улыбалась, смеялась.
Мне делали комплименты, целовали руку (будь на ней браслет — презрительно скривились бы), один кавалер даже послал официанта за букетом.
Ощущала себя богиней, красивой женщиной, способной привлекать взгляды. В конец осмелев, даже согласилась принять заказанное чужим мужчиной мороженое с шампанским.
А вечером, набравшись смелости, отправилась с нориной Мирабель на салют.
Вопреки опасениям, ничего плохого не случилось, в толпе зрителей никто не обратил на меня внимания, зато смогла полюбоваться незабываемым зрелищем.
Один из дней принёс неприятный сюрприз: куда-то пропали капли. Я обыскала всё, но не нашла. Отчаявшись, решилась взять у госпожи. Но где? Понятия не имела, где норина Мирабель хранит свою бутылочку.
— Что-то потеряла?
Я вздрогнула и обернулась. На пороге стоял хозяин, держа двумя пальцами заветный флакон.
— Лей, помнишь, я говорил, что найду? Не спорю, спрятала хорошо, но, рано или поздно, всё тайное становится явным. Сама покупала, по рецептам Мирабель? Ты мастерски их подделывала, на первый взгляд не отличишь.
Я низко опустила голову, гадая, каким будет наказания.
— Посмотри на меня. Лей. Я сказал: посмотри на меня! — повысил голос норн. Практически крикнул.
Повиновалась, вздрогнув под его тяжёлым взглядом. Радовало, что за поясом нет плети, хотя я знала: чтобы причинить боль, она не нужна.
— Ну, и сколько собиралась пить эту дрянь?
— Хозяин, мне непонятна причина вашего недовольства. Я родила сына, теперь у вас есть наследник, и я нужна только для постели…
— Ты дура! — он со всего размаху швырнул бутылочку об пол. — Надеюсь, капли слизывать не будешь, а то с тебя станется. Ты что, совсем ничего не понимаешь?
Хозяин шагнул ко мне и положил руки на плечи. Попыталась вырваться, но куда там!
— Змейка, скажи, ты головой думала? — прошипел норн. — Я же предупредил, что знаю о них.
— Тогда почему же вы раньше не отобрали? — упавшим голосом поинтересовалась я.
— Это моё дело, тебя это не касается, — взяв за подбородок, хозяин заставил посмотреть себе в глаза. В них плескалась знакомая ярость. — Ну, что молчишь? Оправдывайся!
Мне нечего было сказать, всё, что могла, объяснила в первый раз.
— Дети по принуждению — это…
— По принуждению? — не выдержав, он толкнул меня, практически отшвырнул к стене. — Значит, я тебя насиловал? Ну, скажи, что язык прикусила? Напомнить, как был зачат Рагнар, как ты ждала его появления? Я запретил пить капли, но понимал, что после рождения сына должно пройти время… Я хочу от тебя детей, Лей, слышишь!
— Вы вправе наказать, хозяин, но я не могла поступить иначе, — на всякий случай отгородилась от него столиком.
Норн промолчал и запер дверь. Судя по ходившим под щеками желвакам, меня ожидала жестокая расправа.
Заметавшись по комнате, остановила взгляд на окне. Схватилась за край портьеры, отдёргивая её, и услышала позади себя звук бьющегося стекла и треск.
Шоан, в каком же он бешенстве!
Времени мало. Я отчаянно потянулась к шпингалету, но не успела, оказавшись в руках хозяина. Схватив за запястья, он так крепко стиснул их, что, казалось, кости вот-вот треснут, а потом неожиданно отпустил. Перехватил за талию, развернул и прижал к себе. Ещё мгновение — и я ощутила прикосновение губ. Поцелуй жёсткий — чувствовалось, что злится.
Вспомнив совет Фей, но, не веря, что поможет, осторожно коснулась его волос, провела по ним пальцами — и поцелуй тут же смягчился. Даже не верится, что сработало.
— Да не стану я тебя бить, — оторвавшись от моих губ, прошептал хозяин. — Хотя ты делаешь всё, чтобы вывести меня из себя.
Только сейчас заметила, что стало с вазой и столиком: оба вдребезги.
— Я не хочу причинять тебе боль. Но ты… Ты видишь во мне только зверя.
Его пальцы прошлись по абрису моего лица. Вновь поцеловал, на этот раз бережнее…
Не прошло и пяти минут, как мы оказались в постели. Не смела отказать хозяину, ощущая себя виноватой.
Удовольствия не было, но я его и не ждала. Зато норн постепенно успокоился, стал более ласковым, безуспешно пытался заставить меня что-то чувствовать. Но я даже не пыталась притворяться, просто лежала, глядя в потолок.
Когда всё закончилось, он прижал к себе и прошептал:
— Опять всё сначала, да? Я терпеливый, Лей, я дождусь.
Со страхом ожидала заветного дня и дождалась. Но расслабляться не стоило: при активности хозяина беременность — дело нескольких месяцев.
Второй ребёнок крепко привяжет к Араргу. И к хозяину. Я и так слишком к нему привыкла, отношусь совсем не так, как в семнадцать лет. Так же, как норина Мирабель, может, даже лучше. Он ведь дождался: снова появилось ощущение любовницы, потому что торха не нежится по утрам в хозяйской постели, для неё не подогревают завтрак.
А ещё норн стал гулять вместе со мной и Рагнаром. Теперь я не могла зайти к Тьёрну, не могла попробовать обманом приобрести капли. Наверное, хозяин делал это специально: знал, что попытаюсь вновь обойти запрет. Каждый раз, спускаясь вниз с сыном на руках, надеялась не застать его в холле, и каждый раз, отвернувшись, старалась скрыть досаду.
Не спорю, в городе с норном безопаснее. Никто не посмеет оскорбить, да и при изменчивой погоде лучше иметь руку, за которую можно уцепиться, но мне хотелось зайти на улицу Белой розы или сбегать в Университет. Увы, не было никакой возможности!
Когда город полностью укутал снег, Рагнар жутко радовался, норовил проглотить снежинки, требовал, чтобы дала потрогать это что-то мягкое и блестящее. Он вообще любил всё трогать, пытался попробовать «на зуб». Кстати, зубки у нас появились, целых четыре.
На оживлённых улицах приходилось брать малыша на руки: его пугали крикливые торговцы. Хозяин, правда, говорил, что не стоит потакать страхам сына, но я его не слушала.
В саду Трёх стихий, где неизменно заканчивалась прогулка, с облегчением передавала Рагнара отцу: пусть теперь он борется с его бешеной активностью, следит за тем, куда малыш засовывает пальцы.
Улыбалась, наблюдая за тем, как сын, поддерживаемый под мышки норном, пытается ходить. Разумеется, сразу падает — рано ему, зато пытается встать сам, отталкивая папину руку. Самостоятельный. И не плачет, когда плюхается попкой в снег.
