– Ты лучшее, что было в моей жизни, – прохрипел Дри и одним плавным движением бедер глубоко проник в нее, полностью овладев.
Она хотела его, хотела безумно. Элизабет доверилась мужу, отдалась ему полностью, приняла в себя. Она ощущала себя его частицей, а его – частицей себя.
Это было новое, ни разу не испытанное чувство. Чувство полного единения и защищенности. Элиза прижалась сильнее к мускулистой груди, вдыхая запах разгоряченного страстью тела, ощущая в себе мягкие толчки плоти и чувствуя, как волна небывалого наслаждения начинает зарождаться где-то в глубине ее жаждущего разрядки тела…
– Я люблю тебя, – шепнул Дри, перед тем как лес огласили его громкие стоны.
Элиза лежала в уютных объятиях мужа и слушала его голос. Дри тихонько пел ей на ухо балладу о любви, пел на эльфийском языке, она не понимала слов, но красивый мягкий голос мужа обволакивал, вызывая прекрасные видения, ломал стены, возведенные ею вокруг сердца. Под слова песни ушедшего народа Элиза отпускала чувства и побуждения, сдерживаемые аристократическим воспитанием. Неужели это и есть любовь? Вот такая мягкая и заботливая? Ее чувства к Дри были похожи на полноводную реку, глубокую, спокойную и умиротворенную. Его нежность, ласка, трепетное обожание, его восторженные взгляды, тихий журчащий голос – все было таким настоящим, что сердце болезненно сжималось от страха, что это всего лишь сон, и она проснется опять одна на огромной кровати в шатре ханов.
Когда он замолчал, Элизабет тихонько вздохнула и прикрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Ведь теперь она женщина, значит, что-то должно измениться? И изменилось. Кроме приятной истомы в теле и легкой болезненности внизу живота, она ощущала счастье, и покой, и что-то еще – то, из- за чего Сирена не уходила от тотемов, то, из-за чего погибла Зухра, то, что заставило первую красавицу королевства герцогиню Амадею выйти замуж за невзрачного коротышку графа. Словно страсть, подаренная Дри, сняла шелуху с души, освобождая ее – настоящую. Она ощущала себя счастливой, лишь занозой промелькнула мысль о Шеоле. Как он воспримет изменение ее статуса? И как ей себя с ним вести?
Ничего не хотелось, только лежать вот так в теплом и сильном кольце рук, слушать тихое дыхание, ощущать ласковые поглаживания и ни о чем не думать. Но не думать не получалось, мысли постоянно возвращались к последним словам мужа. Он сказал, что любит, интересно, это правда?
– Дри.
– Да, моя милая.
– То, что ты сказал…
Элизабет ощутила, как рука шамана сильнее прижала ее к себе, и испугалась, что он ответит «нет», что это неправда, и он не любит ее, а просто исполняет долг…
– Я люблю тебя, Цветочек. Даже не знаю, как и когда это произошло, но это правда. Я не могу обещать, что буду верен тебе вечность, но сейчас я готов завоевать ради тебя весь мир.
Дри склонился и нежно поцеловал жену в губы.
– Нам пора возвращаться. Когда мы будем дома, ты кое-что узнаешь. Теперь уже можно.
Он таинственно улыбнулся.
Возвращаться. О, богиня! Вся орда уже знает, что она лишилась девственности.
И Амадея! Как же стыдно!
– Я убью этого орка, – прошипела Элиза.
Дри звонко рассмеялся и, не удержавшись, еще раз поцеловал жену в губы. На этот раз поцелуй вышел совершенно не невинным, зато все мысли моментально улетучились из головы ханым-бай. Целовался шаман умопомрачительно.
Орда праздновала возвращение. За длинными столами сидели орки вперемешку с зомби, сидр разливали прямо из больших бочек, не обременяя себя переливанием напитка в кувшины, на вертелах запекались кабаны, счастливые зомбички, все как одна посвежевшие и радостные, разносили пироги и сладости. Смех, пение, ор Витора, тявканье и рычание всевозможных животных, клекот птиц… Вся эта какофония звуков сливалась в один громкий непрерывный гул, над которым властвовал раскатистый голос тетушки Сахги.
Пунцовая Элизабет выглянула из-за спины Дри, куда она юркнула, как только шаман перенес их в степь, и заметила рядом с тетушкой Сагхой лыбящуюся Амадею. А вот Шеола нигде не было. Болезненно сжалось сердце: неужели он в гареме? А может быть, что-то случилось? Он же был ранен! А может, он нуждается в утешении, ведь погибла его подруга… А они с Дри бросили его. Элизабет вдруг стало стыдно быть счастливой, на глаза навернулись слезы от жалости к Шеолу, который сейчас, наверное, сидит один в полутьме шатра и…
Взгляд Элизабет упал на платье.
Барготово платье! Двадцать пять, семь! И еще три, восемь, два сверху! Зрелище было удручающим: некогда шикарное белоснежное платье из настоящего эльфийского шелка, стоимостью в небольшое поместье, висело на колу, словно обгоревший на пожаре саван. Юбки не было, как и одного рукава, вместо шикарного расшитого жемчугом воротника болталась жалкая обуглившаяся тряпочка. Вид у платья был до того несчастный, что Элизе еще сильнее захотелось провалиться сквозь землю под взглядами обращенных на них довольных и радостных глаз. Да когда же оно сгорит вместе с тем придурком, кто придумал этот дурацкий ритуал!
Элиза окинула взглядом празднующих, но никого, похоже, не волновал вид платья, для всех остальных это был просто повод наполнить кубки. Может, они и не заметили?
– А вот и хан с ханым-бай! Наконец-то мы увидели синее пламя! Красиво горело, жаль, не полностью! – раздался громогласный бас Тургуна.
Заметили. На мгновение наступила тишина, а затем над степью раздался дружный рев сотен глоток и громовые аплодисменты.
– Я всегда знала, что шельмец Дри опередит Шеола, – подвыпившая тетя Сагха взмахнула кубком и подмигнула довольному шаману. – Весь в отца, – с легкой горечью добавила она и поднесла кубок к губам, уйдя в собственные мысли.
– Пойдем домой, – шепнула смущенная Элиза мужу.
Она чувствовала себя неуютно под таким пристальным вниманием, но больше ей хотелось убедиться, что с Шеолом все в порядке и… увидеть его реакцию.
Дри самодовольно оскалился, шутливо отвесил общий поклон и, подхватив Элизабет на руки, перенес их в шатер.
– Почему сюда? – оглядевшись по сторонам, спросила Элиза.
Они находились в кабинете Шеола, в шатре, где он работал, где проходили собрания вождей, где обычно встречали делегации.
– Он здесь, – безмятежно ответил Дри и пододвинул Элизабет кресло. – Сейчас поищу.
Элиза подошла к столу, привлеченная раскрытой книгой. Она сразу узнала один из романов Эриндриэля и с возмущением заметила, что страницы книги испещрены пометками, сделанными красными чернилами «…он властно положил ладонь на свое уверенно торчащее орудие (бу-га-га-га) …на рвущееся на волю мужское начало (перегрыз решетку и сбежал) на свой взведенный самострел (пиу-пиу, тра-та-та, бац-бац и мимо!) …на возбужденный стержень (тоненький какой-то) на свой каменный топор (назад, в пещеры!)»
Элизабет сначала тихонько хихикала, но чем больше она читала, тем сложнее ей было сдерживаться, и спустя мгновение она хохотала в голос.
