Когда я доела, трактирщик подошел к столу и заискивающе улыбнулся. Я протянула ему монету и сказала:
– Хочу заказать самый лучший номер!
– У нас как раз есть такой! – сказал он с радостью.
Я протянула ему серебряный нобель и сказала:
– Желаю сейчас же пройти в него и отдохнуть. Так устал, что, наверное, просплю до завтрашнего вечера!
Хозяин кивнул головой, и я пошла за ним. Мы поднялись на второй этаж, и он провел меня в самый дальний номер, окна которого, как оказалось, выходили на задний двор. Это было то, что нужно. Я грубо вытурила любопытного мужичка из номера. На столе нашелся кувшин с грязноватой водой, но его хватило, чтобы обтереть тело мокрым куском ткани. Я с наслаждением избавлялась от грязи, чувствуя, как в голове рождается план. Вдруг стало совершенно ясно, как нужно поступить. Поэтому, не теряя ни минуты, я снова надела не очень чистую одежду и полностью экипировалась для побега. Предварительно свернула грязный половик и положила в кровать, укрыв одеялом, чтобы любой, кто посмотрит в замочную скважину, мог подумать, будто я сплю в кровати. Затем надела плащ и, выломав ивовые прутики, которыми привычно закрывали оконный проем, вылезла в окно. Под ногами оказалась дощатая крыша пристройки, в которой держали кур и гусей.
Мои шаги по крыше вызвали у них переполох, но я быстро спрыгнула на землю и, перебравшись через невысокий каменный забор, залезла в телегу с сеном, которая стояла около него. Мне повезло – хозяин телеги куда-то отлучился, и у меня была возможность как следует закопаться в сено. Оно было душистое и пахло летом, медом и домом. Я вдохнула его запах полной грудью и… задумалась. Я сейчас была в тысячах миль от дома, в неизвестной повозке, за мной охотились оборотни и мой дом был в очаге чумы. Но это было ерундой по сравнению с тем, что Прайма больше нет. Эти воспоминания больно ранили в самое сердце, хотя какая-то часть меня все еще отказывалась это признавать. Но если все так открыто охотились за его наследием, то его точно нет в живых. Я лежала тихо, стараясь не выдать себя, пока не заснула.
Сколько проспала – не знаю, но разбудил меня громкий шум: деревянные колеса телеги грохотали по каменной брусчатке. Я немного разгребла сено и выглянула наружу. Был вечер, и мы ехали по какому-то городку. На доме удалось прочитать надпись «Пивоварня Конца, лучшая в графстве!». Отлично, я попала в Конц! Я понятия не имела, где я нахожусь относительно сторон света и куда дальше идти. Я снова спряталась в сено и решила сегодня больше не предпринимать ничего героического. Я положилась на волю Божию и снова заснула.
Пробуждение было бурным – рядом с моим лицом в доски пола воткнулись острые вилы! Я вскрикнула и постаралась отодвинуться от них как можно дальше, но уперлась спиной в бортик. Я нащупала его рукой и слушала с громко бьющимся сердцем разговор двух французов, которые общались друг с другом где-то рядом со мной. Они обсуждали цены на сено в Люксембурге и последнюю новость – сгоревший дотла постоялый двор в Трире. Я даже не удивилась, потому что знала, кто его поджег. Сомнений не было – Мария была оборотнем и охотилась на меня. Но раз гостиница сгорела, то они должны думать, что я погибла! От радости я чуть не закричала. Но взяла себя в руки и тихо соскользнула с повозки на землю. На мое счастье поблизости не было собак, и мне удалось уйти незамеченной. Возница и его помощник как раз разгрузили половину сена на землю и, воткнув вилы, отдыхали, обсуждая последние новости. Я отбежала от телеги как можно дальше и осмотрелась: вокруг меня сновало невероятное количество народу всех возрастов и национальностей. Я посмотрела на дома и узнала в них романский стиль, а еще прочитала на фасаде солидного здания надпись: «Банк».
Сколько же я проспала? Я не стала гадать, потому что это было не важно. Надвинув повязку на глаза, пошла вниз по улице, в сторону ближайшего рынка. Мне нужно было купить приличную одежду, чтобы снова «стать» женщиной. Я могла больше не прятаться. Нубира и Логус вместе с другими вампирами, скорее всего, мертвы, а я мертва для оборотней. Словно гора с плеч свалилась и даже дышать стало легче.
Впервые за последние два месяца у меня появилось желание и время просто идти по улице и рассматривать красивые виды и архитектуру.
Это был небольшой город, но очень уютный – излучина реки Альзет огибала его практически по кругу, даря свежесть и чистую горную воду. Высокие стрельчатые крыши вперемешку с острыми шпилями соборов бодро подпирали чистое голубое небо с легкими облачками, а весеннее солнце игриво просвечивало молодую листву на вековых деревьях. Я вдохнула сырой, но уже ароматный запах коричневой земли и вдруг поверила, что все будет хорошо.
В местном банке я продала золотую монету и выручила неплохие деньги.
Довольная и спокойная, и выбрала на местном рынке ношенное платье и платок, купила за небольшую плату новый плащ, а также еще одну пару обуви и немного продуктов. У меня осталось достаточно наличных для путешествия через Францию. Воровато переодевшись в подворотне, я бросила всю старую одежду в костер, со злорадством представляя, как вместе с ними сгорают мои враги. Потом я купила мужское брэ, шоссы и сюрко. В довершение образа купила шляпу и кучерявый парик. Они пригодились мне в дороге, по которой я брела, переодевшись в мужчину, а потом выступала как женщина в кабаках, распевая все песни, которые слышала от мамы, Жанны и моряков «Изабеллы». Обычно за выступление я получала еду, но изредка и пару монет. Это было просто спасением для меня и давало силы для долгого путешествия.
Моя голова была полна радужных планов, и в следующие три месяца лета я познала вкус жареных ежиков, несравнимых с жареными крысами, но ворованные курицы все-таки были вкуснее. Я запекала их в глине на костре, и мясо получалось очень ароматным. Меня дважды пытались изнасиловать, но каждый раз мой кинжал оказывался в районе горла насильника и даже немного в нем. Я научилась без жалости и сожаления ломать носы желающим со мной развлечься, брать плату за выступление вперед и ни в каком случае не играть в кости на деньги.
Настоящей бедой были бродячие рыцари – они были повсюду и могли в любой момент решить, что мне пора за них замуж, причем срочно и в ближайшем сарае. При этом моего мнения никто не спрашивал, поэтому я научилась симулировать сумасшествие, отчего желание провести со мной часок-другой отпадало само собой.
К августу я добралась до долины Роны и первые холодные ветра принесли запах пожарищ: выжившие в чуме французы нещадно предавали огню зараженные селения и города. Целые города лежали в руинах. В них орудовали мародеры, а на дорогах – разбойники.
Я шла против толпы, которая убегала от вероятной смерти на север. Женщины, старики и дети брели по пыльным дорогам, надеясь найти спасение на севере Европы.
Зрелища, которые представали перед глазами, были ужасными – повсюду сироты, которые потеряли родителей. Они умирали от голодной смерти рядом с трупами своих родителей. Повсюду были тела погибших от чумы людей – никто даже не обращал на них внимания – настолько привычным делом этом стало. Преступники погибали порой рядом со своими жертвами от чумы. Я как-то видела мертвого мародера с целым мешком награбленного, который успел отойти от обворованной деревни всего на сотню шагов.
