Да, знал бы он, что ему вряд ли удастся осуществить свой план, то оставил бы эти глупые попытки. Но это была не самая большая проблемы. Вторая половина проблемы заключалась в том, что как я ни старалась поменьше привлекать к себе внимание, это не удавалось.
Наша пара была обречена на определенную популярность, что делало учебу несколько неудобной для меня. Эдуард уже привык к такому повышенному вниманию к своей персоне, и терпеливо ждал, когда ажиотаж вокруг наших персон стихнет, но до этого было еще далеко. Только одно было хорошо – красота служила некоторым барьером межу нами и остальными студентами.
А Эдуард умело окружил нас полосой отчуждения – любые попытки завязать с нами знакомство разбивалось о стену вежливого безразличия моего мужа. Хотя пару человек все-таки не обращали на это внимание – Питер Фаррел и Моника Брайс. Питер был старостой Университета, ему подчинялись старосты всех факультетов. Обычно ими становились студенты из самых именитых семейств либо отличники колледжей. А Эдуард учился на «отлично». Питер все пытался заполучить его под свое руководство, но Эдуард успешно отмахивался от навязчивых предложений, умудряясь оставаться с ним в хороших отношениях.
Моника же была девушкой Питера. Мне кажется, что они были, скорее, союзниками, чем парой влюбленных молодых людей. Оба – отпрыски богатых семейств, их будущее было расписано от рождения – престижный садик, школа, университет, политическая партия отца, губернаторство и, если повезет, то президентство. Когда я видела, как Моника с идеальным маникюром и прической идет по коридору Универа в своем костюме «аля Шанель», мне так и чудился красно-синий флаг за ее спиной. Думаю, что лучшей кандидатуры не найти. Только ей удавалось пробиться сквозь ту неофициальную полосу отчуждения, которую мы создали вокруг себя. Она просто игнорировала ее. Если Питер общался с нами, значит, и она обязана. Идеальный политик.
Парни побаивались Эдуарда, сдержанная холодность которого была обманчивой, судя по тем взглядам, которые он кидал на них. Видимо, ему не нравилось то, о чем они думали, рассматривая меня.
Ну, а мне приходилось иногда ловить ненавидящие взгляды – трудно было найти девушку, которая бы не млела, глядя на Эдуарда, и я их хорошо понимала. Мы демонстративно носили наши обручальные кольца, и только ленивый не обсудил тот факт, что мы женаты. Думаю, что в первые пару месяцев мистер и миссис Ричардсоны были самыми популярными в Универе. Но нашлись и те, кто открыто нас не жаловал. Видимо, мы казались им зазнавшимися выскочками.
Вот, к примеру, Надин Шрайвер. Она сидела за моей спиной на одном из тех предметов, которые я посещала без Эдуарда и сверлила мою спину недобрым взглядом. Я же чувствовала кислый запах барбитуратов в ее крови, что свидетельствовало о том, что она глушит свое недовольство жизнью антидепрессантами. Это был нехороший сигнал, но она прятала свою боль за агрессивностью и полным неуважением к правилам. Я временами еле заметно морщилась, когда слышала злобный шепот Надин на задней парте, которая неустанно распространяла о нас самые нелепые слухи. Больше всего она любила рассуждать на тему, что преподаватели нас переоценили, и злилась все больше, когда этому не находилось подтверждений.
Когда пары наконец-то закончились, Эдуард галантно помог мне встать из-за стола, получив недовольный взгляд и, улыбаясь, повел меня в коридор. Именно тогда зазвонил мой телефон, и я услышала в трубке рыдающий голос Ханны.
Судя по голосу, она была очень расстроена. Только бы была не ранена. Я понятия не имела, что произошло, но Эдуард, который сейчас был в состоянии среднего бешенства, звонил Алисе, пока я была на связи с Ханной и пыталась ее успокоить.
– Ты все-таки сделала это? – рявкнул он в трубку. – Зачем ты устроила этот цирк? Я же просил тебя угомониться! Я просил не вмешиваться в их отношения!
На том конце провода Алиса что-то спокойно объясняла.
– Ты расскажи это моей дочери!
Эдуард отключил телефон, да так сильно, что передняя панель треснула. Он молча протянул руку за телефоном, и я отдала ему свой. После секундной паузы он говорил уже более спокойным голосом, практически ворковал:
– Да, моя милая! Конечно! Сейчас будем. Маму? Да, солнышко мое!
Эдуард, уже не такой хмурый, передал мне трубку.
– Мама! Попроси, пожалуйста, папу ничего не отрывать у Алисы и у всех остальных! Они хотели помочь мне и, в конце концов, желали только добра.
Я посмотрела на Эдуарда и спросила:
– Ты слышал?
Эдуард угрюмо кивнул головой. Когда мы садились в его машину я положила руку ему на плечо и сказала:
– Успокойся, она в безопасности. Просто расстроена. Думаю, что Алиса просто так не стала бы устраивать подобное, рискуя остаться без важных частей тела. Эдуард упрямо мотнул головой, и мы круто зашли в поворот – визг шин по асфальту был впечатляющим.
Через двенадцать часов такой езды мы остановились около дома в Бейнбридже, в котором ждала нас Ханна. Джек беспокойно взглянул на Алису, когда Эдуард вышел из машины.
– Брателло, остынь! – протянул лениво Келлан. – Ну хотели ее развлечь немного. Она же все время ходит с таким кислым лицом! Из-за спины Келлана вышла Ханна и подошла к отцу. Он осмотрел ее и сказал:
– Дома поговорим.
Новая одежда на Ханне смотрелась хорошо, но только было видно, что ей в ней неуютно. Мне захотелось отвезти ее домой и, как совсем недавно, переодеть в пижаму, накормить, почитать с ней что-нибудь и уложить спать. Я обняла ее и почувствовала, как она немного расслабилась.
А тем временем Эдуард стоял напротив Алисы. Это было нечто – оба стояли напротив и сверлили друг друга взглядами. Алиса при этом уперла руки в бока и стояла с самым воинственным видом, задрав голову вверх, чтобы глядеть Эдуарду в глаза. Такой «бой» продолжался не больше минуты, после чего Эдуард сказал:
– Ты не должна была этого делать, – и спокойно пошел к машине.
Я посмотрела на Джека и Алису, Лили и Келлана. Они были расстроены не меньше нас, и я вскинула брови, потом слегка улыбнулась, и мы уселись с Ханной на заднее сидение. Она легла, положив голову мне на ноги, а я тихо гладила ее по голове. Эдуард буркнул что-то нечленораздельное, когда захлопнул дверь машины и завел двигатель. Наша машина сорвалась с места и мы выехали на дорогу. Сначала ехали молча, но я хотела узнать подробности личной катастрофы Ханны.
– Ханна, ты могла бы мне объяснить, что произошло? – спросила я как можно нежнее.
Ханна вспомнила, видимо, что-то неприятное и ее глаза наполнились слезами, отчего мне стало только хуже. Я тревожно взглянула на Эдуарда, который был мрачнее тучи.
– А произошло то, что мы слишком увлеклись учебой и пренебрегли самым дорогим, что у нас есть – нашей дочерью. Думаю, что Алиса хотела… – сказал он, но Ханна перебила.
– Она хотела свести нас с Бруксом, чтобы я могла, наконец-то, выяснить, почему он избегает меня.
