– Что ты можешь сказать об этой работе, периоде написания, художнике?
Я задумалась. На первый взгляд картина казалась довольно старинной, но она была написана такими красками, которые использовались примерно двести лет назад. Особенно кармин, который сверкал на гроздьях винограда.
В ответ Прайм только кивнул.
– Она старше Адель на двести лет, не меньше! – радостно сказала я.
Как он улыбнулся! Я никогда еще не видела его таким счастливым. Он, вечно собранный и сосредоточенный, улыбнулся, словно мальчишка! Я невольно заулыбалась тоже, радуясь вместе с ним.
– Я так и знал! – сказал он.
– Что вы знали? – спросил вежливо распорядитель выставки. – Вы нашли свое утерянное сокровище?
– Думаю, да! – сказал Прайм.
– О, как же я рад это слышать! Правду сказать, мы были немного удивлены, когда нашли ее среди остальных украденных картин. Неизвестный художник, странный сюжет. Словно прощание и одновременно надежда на встречу…
Прайм, казалось, его не слушал, – Я готов приобрести эту картину. Надеюсь, это возможно? – спросил он.
– Думаю, да. Нужно только дождаться окончания закрытого просмотра и связаться с юристами нашего музея. Если не найдется собственник картины, то вы вполне сможете ее приобрести. Будьте спокойны – картину не планировали приобретать для экспозиции. Она все равно попала бы на открытые торги. Так что вы даже, в некотором смысле, выручите нас.
Прайм согласно кивнул головой:
– Разумеется. Могу ли я завтра направить к вам своих юристов?
– Конечно… м-м-м…
– Месье Марини.
– Да месье Марини, конечно же. Мы будем ждать ваших представителей послезавтра. Наш директор будет рад встретиться с ними около десяти утра.
– Благодарю вас.
Мы вышли из музея, и Прайм был сам на себя не похож. Он шел, смотрел под ноги и улыбался! Я еле успевала за ним, но он, казалось, не обращал на это внимания. Когда мы дошли до его машины, он очнулся и сказал:
– Прости меня, Ханна! Я совсем забыл, что ты в неудобной обуви. Ты голодна?
– Нет, вчерашней охоты было достаточно, – сказала я, снимая ненавистные туфли. До машины я дошла босиком, на цыпочках. Оказавшись внутри, я достала из-под сиденья свои кеды и одела их с нескрываемым облегчением.
Мы проехали пару кварталов молча. Прайм вез нас домой по шумным улочкам Барселоны.
Я же мечтала только об одном – засесть в кабинете Прайма за компьютер и на просторах Интернета собрать как можно больше информации об этой картине. Там у нас будет время подумать о значении сюжета и все обговорить. Машина шла тихо, и мы остановились на светофоре около винного магазинчика. На витрине была нарисована большая гроздь винограда, из которой вытекало вино и лилось в бутылку. Я чуть не подпрыгнула на месте.
– Прайм! Ты же рассказывал, что за домом Адель рос обширный виноградник?
– Да, а что, Ханна?
– А что еще было, связанное с виноградом? Ну, девушка на картине держала медальон и гроздь винограда, верно? Может, это подсказка?
Прайм удивленно посмотрел на меня, и я увидела, что он догадался. Он вжал педаль газа машины на максимум, и мы помчались с домой.
По дороге он торопливо говорил, скорее рассуждал, вслух:
– На картине изображена Адель. Она смотрит на корабль, на котором уплываю я. Она была так печальна, когда я видел ее в последний раз. Думаю, что эта картина как раз и передает ее чувство одиночества. Она в руке держит медальон – это единственная вещь, которую я не нашел.
Мне вдруг стало стыдно. Я и не думала, что музей «имени Адель» появился в результате долгих поисков ее самой.
– Я был уверен, что потерял ее навсегда. Но сегодня, – Прайм снова улыбнулся, – я получил надежду на то, что она, каким-то образом… ее жизнь не окончилась так рано. Ведь картина написана через двести лет после ее смерти! Это видно по стилю написания.
Хорошо прослеживается влияние французской школы, которая сформировалась намного позже ее предполагаемой смерти.
Я удивленно посмотрела на него. Откуда такие познания?
– Ну, никто не запрещает мне читать мысли окружающих, – весело сказал он и добавил: – Я ошибался все эти годы!
Мне было радостно видеть его таким ожившим.
Он замолчал и потом проговорил:
– Она знала, кто я такой и искала подобных мне.
Ведь никто лучше вампиров не мог ей помочь найти мастера Прайма Ван Пайера. Учитывая наше небольшое сообщество и тщательно оберегаемую нами тайну существования рода, думаю, что в конце концов она стала вампиром!
Я только кивнула в ответ, потому что пришла к такому же выводу.
Прайм продолжил:
– Я же практически сразу ушел в тень. Тайно руководил вампирами через Триумвират. Даже они не знали о том, что я существую. Все считали меня погибшим от рук оборотней Венецианца. Кстати, о них…
Вдруг Прайм резко ударил по тормозам, из-за чего я ударилась головой о сидение напротив. Когда я посмотрела через лобовое стекло, то увидела Брукса, который стоял перед воротами дома Прайма! Как обычно: руки в карманах джинсов, взгляд из-под лба, ноги на ширине плеч. Я просто задохнулась, когда увидела его. Я забыла все, что было неправильного между нами, все обиды – все словно испарилось. Главное, что он приехал! Что он тут, со мной!
Я выскочила из машины и, не помня себя от радости, бросилась ему на шею, обвив ногами его талию. Я всегда так делала раньше. Мне некогда было думать о приличиях. Это же Брукс!
– Ханна? – произнес он, внимательно всматриваясь в меня. – Ты так повзрослела!
Я закивала головой, чувствуя, как слезы катятся по лицу. Я сдержанно всхлипнула и сказала:
– Брукс Вайт! Ты больше никогда так не поступишь! – сказала я с плохо скрываемой обидой в голосе, глядя ему в глаза.
– Прости меня! – сказал он мне на ухо тихонько.
Он аккуратно стер скатившуюся слезу с моей щеки своей огромной ручищей, а потом просто поцеловал.
Это было так правильно, словно мы простили друг друга и заключили перемирие. Когда я снова открыла глаза, то увидела, что Брукс улыбается. Он поставил меня на землю и сказал:
– Эти недели, которые ты провела без меня, будут единственными в твоей жизни!
Хотелось бы в это верить. Я не запрыгала от радости, у меня были основания сомневаться. Раз он оставил меня один раз, то возможен и второй раз.
– Думаешь, что мне хватит твоих слов? – спросила я серьезно.
Брукс посмотрел на меня и сказал:
– Я могу поклясться тебе!
Тут нас прервал сигнал клаксона автомобиля Прайма. Он сидел за рулем и просто просигналил, чтобы мы дали закатить машину во двор. Мне была непонятна его сдержанность. Мог бы выйти из машины, хоть поздороваться с Бруксом. По его лицу я не поняла – рад он ему или нет.
