– Не тебе стоит извиняться. Ты не все про меня знаешь, я тоже… хм, виновата.
Что она натворила? Убила кого-то? Убивает? Что?
Мои мысли лихорадочно метались, пытаясь найти верное предположение. Я изучающе посмотрел на нее.
– Прайм, я уже не та наивная девушка, которую ты знал когда-то. Столько лет прошло, столько всего произошло… – она осеклась на последнем слове и замолчала, отвернувшись.
Я бережно положил руку на ее плечо и столь же бережно повернул к себе. Мне было невыносимо не видеть ее лица.
– Я знаю о том, что случилось с тобой. Я нашел твое письмо и знаю про сына. И даже этому рад.
Адель грустно посмотрела на меня и спросила:
– Ты так спокойно это говоришь.
– Послушай, это была моя ошибка. И если хочешь, мы можем провести пару лет на Тибете, замаливая наши грехи. А пока что я слишком счастлив, чтобы говорить о трудном.
Адель недоверчиво посмотрела на меня, но я внутренне увидел, что она готова согласиться.
– Карнавал сегодня… мы на карнавале и познакомились, помнишь? – спросила она тихо.
Вдруг в моем кармане завибрировал телефон. Адель осторожно наблюдала за мной.
Я достал трубку и, нажав на прием звонка, услышал радостный визг Ханны:
– Прайм! Прайм!
Сколько же горьких мыслей пронеслось в сознании Адель! Она, видимо, перестала контролировать свой ментальный щит и я смог прочитать в ней страх, что она опоздала, и у меня есть другая, так как, по ее мнению, я просто не мог быть один все эти годы. Я увидел десятилетия ее одиночества, которые она провела в уверенности, что история ее любви закончилась. Она находила отраду в живописи, путешествиях, науках, литературе… Занималась чем угодно, лишь бы не думать о том, чего лишилась. И тут она стоит и смотрит на меня, и не верит сама себе, своим глазам, находит меня великолепным и чувствует себя предательницей. И недостойной любви. Это ранило меня. Что ж, я докажу ей, что она неправа!
– Ханна, я позже перезвоню, извини.
Я нажал сброс и протянул руку моей любимой. Она неуверенно приняла ее, и я молча увлек ее в сторону толпы веселящихся горожан.
* * *
Мы мчались на мотоцикле по шоссе над морем, и мне казалось, что я сейчас взлечу от счастья, даже придерживал одной рукой ее руки, которыми она обвила меня. Снова и снова читал ее мысли и ощущения. Адель не верила самой себе – она все-таки нашла меня. Временами умудрялся поглядывать на нее через плечо. Она улыбалась и крепче прижималась ко мне.
Подъехали к дому, в котором когда-то жила Адель, мягко затормозив перед широким крыльцом. И плевать на гальку, которой я замусорил палисадник! Адель стояла, удивленная, перед своим бывшим домом.
– Не может быть! – тихо прошептала она.
Я снял шлем и бросил его на землю.
– Дама позволит? – спросил я Адель и открыл перед ней дверь. – Только после вас!
Адель осторожно вошла в дом, внимательно осматривая все внутри. Я превратился в тень и позволил ей бродить по комнатам и рассматривать все, что там хранилось. На что-то просто смотрела, а кое-что брала в руки. Воспоминания нахлынули на нее, и она молчаливо переходила из комнаты в комнату, переживая снова свое далекое прошлое. Наконец-то она добралась до своей спальни и когда зашла туда, вдохнула воздух и повернулась в мою сторону:
– Здесь никого не было, кроме тебя, – и первым делом присела на кровать, трогая руками покрывало и ламбрекены.
– Нахлынули воспоминания? – спросил я, пытаясь скрыть свое волнение за бесчувственной маской.
– Конечно! – сказала Адель и быстрым жестом сбросила длинный карнавальный плащ, под которым оказалась вполне современная одежда – джинсы и элегантная бежевая блузка. Как же восхитительно она выглядела! Я не мог оторвать глаз от ее совершенной красоты. Она подошла ближе и потянула за цепочку на моей шее, вытащив у меня из-за пазухи свой золотой медальон.
– Я нашел его совсем недавно, в твоем винном погребе после того, как увидел картину.
– И ты прочитал мое письмо, – грустно подытожила она, снова садясь на кровать.
Я сжал медальон в руке и увидел, что Адель размышляет.
– Что ты по поводу всего этого думаешь? – спросил я ее.
– Это все так необычно! Словно я пытаюсь забраться в свою старую кожу. Я так далека от всего этого… Не думала никогда, что попаду в собственный музей, – сказала она с улыбкой.
– Это не музей, а мой дом, – поправил я ее, – кабинет находится рядом. Хочешь, покажу?
– Я не против.
Она грациозно поднялась с кровати, и я еще раз восхитился ее красотой.
– Ты так прекрасна! Бессмертие тебе к лицу! – сказал я ей со вздохом восхищения. Она улыбнулась, словно это была старая шутка. Могу представить, сколько раз она слышала подобное.
Она вошла в мой кабинет, и я снова просто наблюдал, как она перебирает мои бумаги, карты, листает документы. Потом долго рассматривала стену, увешанную картами, схемами и ее портретами, нарисованными мною от руки.
– Ты никогда не оставлял надежды? – спросила она наконец.
– Никогда, – ответил я твердо.
Она закрыла глаза. В ней росло новое чувство, крепла уверенность в том, что она достойна меня и у нас все получится.
– И ты все еще любишь меня? – спросила она, открыв глаза.
– Да. И никогда не перестану. Ты же знаешь это, – сказал я спокойно.
Она подошла ко мне и запустила в мои волосы тонкие пальцы, притянув меня для поцелуя. Столько радости, освобождения и надежды в нем было. Я был на седьмом небе от счастья, когда Адель внезапно отстранилась и зашипела.
– Это еще кто? Оборотень? Здесь у тебя?
Она встала под стеной и полностью утратила запах и звук.
– Так вот как ты это делаешь! И долго так можешь простоять?
Адель настороженно зыркнула на меня. Что же у нее в прошлом такое произошло, что она так боялась оборотней и вампиров? Ладно, узнаю у нее подробности позже. Я подошел к окну и увидел на лужайке под окном встревоженную Ханну и спокойного Брукса.
Я помахал им приветственно рукой и потом отошел вглубь комнаты, где стояла моя Адель. Я осторожно взял ее за руку и сказал:
– Любимая, тебе не стоит их бояться. Это «принцесса» клана Ричардсонов, Ханна Ричардсон и ее жених, оборотень Брукс Вайт. Их семьи живут мирно много лет и считают себя чуть ли не одним кланом. Ричардсоны полностью цивилизованны и миролюбивы и тоже питаются кровью животных.
– Что, все? – спросила не веря Адель.
Я кивнул.
– Я даже был рад, если бы они считали меня частью своей семьи.
– Мы все слышим! – смеясь, сказал Брукс.
