– Дальше я бродила по умирающей Европе и, в конце концов, снова встретила Бакли.
– Знаешь, мою жизнь на тот момент нельзя было назвать очень счастливой, поэтому, когда он стал ухаживать за мной, я растаяла. Теперь видишь, что я не мученица? Я ведь… вышла замуж за него, родила ему сына, назвала его Праймом, в честь моей первой и единственной любви.
Я напрягся, потому что не хотел думать о подробностях. Но я понимал ее.
– Я не сержусь и не стану любить тебя меньше из-за этого. Я даже рад, что ты была под защитой и тебе не было одиноко.
Адель вдруг замерла, а потом рассерженно спросила:
– Рад? Да как ты можешь такое говорить? Я изменила тебе! Я предала тебя!
Она сердито замолчала, отвернувшись.
Я поднялся и сел около нее на кровати.
– Да, это случилось. Но я не сержусь. Ты же думала, что я погиб. И я рад, что ты не стала хоронить себя заживо, оплакивая меня всю жизнь. Пойми, в этом – ты вся. Ты – жизнь в чистом виде. Сколько девушек отважились отправиться в путешествие, не сильно заботясь о здоровье и как выжить? А сколько бы стали играть Пенелопу? – Это немного развеселило Адель и она глянула на меня смелее. – А кто бы не стал предавать друзей? Кто бы решился вообще выйти из дому без разрешения? Так что я зол на того врача и горжусь тобой! Я ревную, страшно ревную, если честно! Не уверен, что встреть я его, смог бы оставить в живых… – я замолчал, представляя, как ломаю его шею. Мы молча сидели.
– Ты когда-нибудь покажешь мне свои воспоминания про сына? – спросил я тихо.
Адель покачала головой.
– А ты бы на моем месте показал бы?
– Нет! – не задумываясь, ответил я.
– Вот и я «нет». Думаю, ты смиришься с этим.
– Я постараюсь, любимая. Но как ты стала вампиром?
– О, это интересная история, – Адель вздохнула и, смотря в окно стала рассказывать дальше. – Я как раз родила сына, моя жизнь была полна забот о нем. Родители Кристофера предложили нам переехать к ним в Англию, и я решила напоследок съездить в Калелью. Знаешь, я думала, что так смогу забыть тебя, ну, или как-то облегчить свою сердечную боль. Только толку от этого было мало, как всегда.
Она вспомнила, как увидела старуху-оборотня, которая оккупировала мой дом и своего бывшего попутчика Луку. Они бы открутили ей голову, но вовремя появился Мирон Затевахин и успел укусить Адель до того, как она умерла. Я старался не думать о том, от какой травмы она умирала. Но думаю, что у нее был сломан позвоночник и ребра.
Этот пижон, Затевахин, не мог обойтись без театральщины. Перед тем, как укусить, он успел произнести: «Это наш дар тебе, благодарность покойному Прайму за спасение нашего рода!»
– Потом я почувствовала укус в шею, и все – мой мозг очутился в жидком огне, который уничтожал меня изнутри. Я плохо помню, что произошло, и как я очутилась в доме Затевахина, но помню тот сумасшедший голод, который охватил меня, когда я открыла глаза.
Мне не давала покоя мысль о чем-то важном, что важнее жажды крови. Перед моим внутренним взором появилось личико сына и параллельно мысль о том, как удобнее перегрызть его горло, чтобы ни капли крови не пропало. Это повергло меня в такой ужас… Я поняла, что теперь не смогу вернуться к нему. Затевахин меня успокаивал, что мол, вампиры не обращают внимания на такие мелочи. Что теперь он и его братья – моя семья. Он привел ко мне в комнату мою служанку Полетту, с которой я приехала в Калелью. Она дрожала от голода и плакала от страха, видя мои бешенные красные глаза. Мирон довольно цинично объяснил, как мне лучше выпить ее. Тогда я прогнала его, чтобы он не мешал мне. Потом открыла окно, взяла ее в охапку и выпрыгнула наружу. Мне стоило немалых усилий отпустить ее и не стать преследовать. Это было так невероятно сложно! Но я смогла – я представляла тебя. Ведь ты мог так сделать, значит, и у меня получится. В ту ночь на свете стало меньше на две коровы и одну козу. Когда наступил рассвет, мне не пришлось прятаться – было пасмурно, и я без труда добралась до дома, где оставила маленького Прайма.
Когда я услышала стук его крохотного сердечка, любовь и жажда снова стали бороться во мне с неистовой силой. Это заставило меня бежать. Бежать так далеко, как только могла. Я не сумела оставить сыну и Кристоферу ничего на память о себе. Только имя и свою любовь. Я поняла, что потеряла и их двоих. Моя жизнь с ними была бы невозможной. Как же я ненавидела Затевахина за это! Но надеялась, что мне удастся находиться инкогнито по близости от Кристофера и Прайма и не пытаться при этом их убить. Но как с собой ни боролась – я все равно оставалась смертельно-опасным новообращенным вампиром. Решила, что уеду на пару лет, пока не стану более управляемой и спокойной, а потому вернусь, и мы заживем с ним вместе. Поэтому я собралась и отправилась сначала к себе домой, где оставила тебе послание в погребе. Их есть еще несколько, кстати, ты еще не все нашел. Потом я отправилась туда, где нет людей, которых мне так хотелось выпить, а только верблюды и минимум растительности. Поэтому я выбрала пустыню. Вот там, постепенно успокаиваясь, я нашла себя снова. У меня была уйма времени переосмыслить свою жизнь, все, что произошло. И я поняла, что раз мне дана такая долгая жизнь и такие возможности, значит, мой долг использовать это во благо, а не во зло. Как-то само собой получилось, что я стала помогать людям, лечить их. Потом появился этот город. Когда я решила, что пора проведать сына – я узнала, что он умер и с трудом смирилась с этим. Теперь ты представляешь, как я обрадовалась, когда ты познакомил меня с Ханной? И еще я обнаружила, что моя любовь к тебе стала только крепче. Отсюда эта статуя, которую ты видел в саду, картины.
– Тебе придется снять некоторые из них, потому что я чувствую себя их жалким подобием.
Адель весело улыбнулась.
– Ну вот, теперь, когда мы прошли с тобой эту трудную часть объяснений, я думаю, что ты мог бы рассказать мне о себе. Не думаю, что твоя жизнь после нашей разлуки была менее драматичной, чем моя.
– С радостью, только не все сразу. Это займет какое-то время.
– Ну и ладно! Мне пора переодеваться и спускаться вниз, в лазарет. Там уже собрались люди. А ты мог бы подождать меня здесь.
– И не надейся! Я же твой охранник, «излучающий дикую энергию пустыни».
Она рассмеялась. Потом вскользь спросила:
– Тебе стало легче после того, как ты все узнал?
Я задумался. Я определенно испытывал облегчение.
– Да. Стало немного легче. Твой хитрый план с терапией моего чувства вины сработал. Пустыня, смена обстановки и твое очарование – лучшее лекарство.
Адель радостно подбежала ко мне и, взяв за руки, поцеловала.
– Я так рада! Я надеюсь, что ты свое чувство вины закопаешь в этих песках.
– И оно останется здесь на веки вечные! Обещаю!
* * *
В ресторане было шумно, играла музыка и переговаривались парочки за многочисленными столиками. Так как этот ресторан был лучшим в городе, то свободных мест не было. Не могу себе представить, чего стоило Алисе все это организовать. Или она забронировала столик заранее? Эта хитрая лисица ведь ни за что не признается! Нужно будет спросить у Эдуарда, который, кстати, сидит за столиком рядом со мной с не самым лучшим настроением и то и дело поглядывает на Ханну и Брукса. А моя дочь просто светилась от счастья! Она не могла дождаться знакомства с Адель и собиралась задать ей миллион вопросов.
