– Да, у тебя богатый опыт! – сказала я, чувствуя, что настроение у меня поднимается. – Ты месяцами подглядывал за мной, пока я спала!
– Ну вот, ты улыбаешься! Словно солнце взошло в твоих глазах!
Я резко остановилась, вдруг осознав, что прошедшие четыре месяца я ходила в постоянном напряжении, думая об отце. А Эдуард? Он же терпеливо ждал, страдая от моей замкнутости. Это так несправедливо!
– Бэль, но что за выражение лица! Ты снова страдаешь! Ты с ума меня сведешь!
– Эдуард, прости меня! Я только что поняла, что забросила тебя. Я была одержима только одной мыслью – что бы еще сделать, чтобы Генри быстрее очнулся. А ты? Ты же все для меня. Я…
Эдуард нежно прикоснулся ладонями к моим щекам и нежно поцеловал.
– Я люблю тебя. Но рад, что ты это сказала. Мне было трудно наблюдать за тем, как ты страдаешь. И я рад, что избавление близко – мы в пяти минутах от Генри.
Практически одновременно посмотрели на больницу, которая располагалась у пологого холма на окраине города. Мы посещали ее достаточно часто, потому что там работал главным врачом друг Диксона.
– Ну что, идем? – спросила я.
– Конечно, – сказал Эдуард, и мы направились к больнице.
Обычно мы заходили через главный вход, регистрировались у старшей медсестры и поднимались в палату Генри на лифте. Но сегодня у нас был другой маршрут. Мы приблизились к зданию со стороны леса. Частично по кондиционерам, просто перепрыгивая с окна на окно, попали на седьмой этаж, и тихо забрались в палату Генри.
Я тут же подкралась к постели отца, который, наверное, задремал. Смотрела на родные черты и не могла наглядеться – папа похудел, его лицо заметно осунулось, а на висках добавилось седых волос. Но выражение лица было такое… умиротворенное, такое родное. Я не посмела его будить, и мы простояли около кровати, как тени, около получаса. Эдуард все время следил за мониторами и листал историю болезни Генри. Ничего не происходило, как вдруг Эдуард предупредительно поднял палец и указал мне на Генри.
– Я… оставлю вас наедине, – сказал он, ретируясь за окно. Я могла только гадать, куда он делся.
– А как же мастер-класс? – прошипела я в ответ.
– Отменяется. Он готов. Вот увидишь! – сказал он мне уже из-за окна.
Я ошарашено оглянулась на Генри – его веки как раз подрагивали. Я не сдержалась:
– Папа! Папа! – сказала я, нагнувшись над ним.
Он медленно открыл глаза, и я встретилась с ним взглядом.
– Бэль! – прошептал он едва слышно, просто выдохнул мое имя.
– Папа! – сказала я и обняла его осторожно, словно хрупкую вазу.
Генри попытался поднять руки, чтобы обнять меня, но из-за проводов не смог этого сделать.
– Не стоит, потом! Как ты? – спросила я, нежно смотря на него.
Генри закрыл глаза и слабо улыбнулся, потом ответил:
– Словно грузовик переехал. Насколько все серьезно, милая?
Я не стала скрывать от него правду и ответила:
– У тебя был инфаркт, потом ты впал в кому. Это вкратце. Ты в Сиэтле и проспал четыре месяца.
– Как четыре? – спросил он, округлив глаза.
Датчик давления запищал быстрее.
– И тебе категорически нельзя волноваться, а то прибегут медсестры, и мне придется сбежать! – сказала я спокойно, но твердо.
Генри улыбнулся и ответил:
– Знаешь, когда узнаешь, что единственная и любимая дочь стала вампиром, умерев при родах, то остальное – такие мелочи! – сказал он и на его глаза навернулись слезы.
– Папа, не надо! Я не выдержу! – сказала, закрыв лицо руками.
Генри засопел, и я снова взглянула на него.
– Я не хочу сейчас выяснять отношения. Ты не готов. Это может тебя… я тоже не смогу. Я хочу только, чтобы ты знал – я в порядке, очень даже в порядке. У меня есть муж и дочь, я учусь в университете. Самое главное сейчас – это твое здоровье!
– Бэль, в порядке? Ты серьезно? – спросил Генри, внимательно вглядываясь в мои глаза, словно старался уличить в обмане.
– Ты же… ты же… из-за этого парня…
– Выжила и узнала такую любовь, о которой только можно мечтать! Если бы не Эдуард, то я погибла бы еще в первые дни проживания в Бейнбридже! Меня бы раздавил грузовик! А потом он спасал меня так часто, что прозвал меня ходячей катастрофой. Он буквально с ума сходил, если не был рядом, все думал, что со мной что-то случится. А его родители и братья, сестры – самая удивительная семья на свете! Столько любви и самопожертвования я нигде не встречала! – сказала я как можно спокойнее.
– Но ты же… вампир! – сказал Генри и я заметила как трудно было ему произнести это слово.
– Да, это факт. Ничем не могу возразить, – сказала я, пожав плечами, – но ты не все знаешь! Мы не нападаем на людей, мы… существуем за счет животных. Считай, что мы охотники, пару раз в месяц два оленя и все. Ты можешь смириться с этим?
– Олени? Не люди? – спросил он с сомнением. – Думаю, что да, – неуверенно сказал папа.
– Еще мы не спим и очень быстро бегаем, неуязвимы… не умираем от старости.
– Я рад, – произнес Генри.
– Ханна тоже будет жить и не стареть. Она – уникальна. Она спит и ест обычную пищу, а может пить кровь, – при этих словах Генри поморщился, – она может иметь детей и всегда будет такой, как сейчас.
– Слушай, а я точно проснулся? Такое впечатление, что из-за шторы сейчас выпорхнет фея и подарит мне пони.
Я не обиделась. Генри порозовел и выглядел лучше, чем минуту назад. Его пульс успокоился, и дыхание стало ровнее. Я рада, что мне удалось вернуть ему хорошее расположение духа.
Он вдруг закрыл глаза и сказал:
– А что с теми красноглазыми мерзавцами? – спросил он.
– О… ну, о них можешь больше не беспокоиться. Их просто нет. Прайм, то есть жених, ты его помнишь?
– Да.
– Он самый древний вампир на Земле, иногда мне кажется, что на самом деле первый. Он позаботился о них и гарантировал тебе неприкосновенность. Он сейчас со своей женой Аделью где-то на Востоке, но они должны приехать на свадьбу Ханны и Брукса. Так что ты можешь жить спокойно – этот кошмар больше не повторится, папа! – сказала я радостно.
Генри закрыл глаза, а когда открыл – возле кровати стоял Эдуард.
– Ты доконаешь его этими появлениями из ниоткуда! – прошептала я ему.
– Я прошу прощения, по нам нужно на некоторое время скрыться. Сюда идут врачи! Даже бегут!
– Я буду рядом, вернусь, когда тебя оставят в покое! – сказала я и запрыгнула на подоконник, лучи солнца попали на мое лицо и руки, и мириады солнечных зайчиков заполнили палату. Я счастливо улыбнулась отцу. Он уверенно произнес в ответ:
