Спросите обычную девушку, что она хочет получить на день рождения, и, скорее всего, получите заказ на платье или новую машину, а наша Ханна с лихорадочным блеском в глазах выдаст целый список авторов. И неизменно получит их все. От папы. В первом издании. Количество выученных ею языков перевалило за десяток. Я еле за ней успевала.
В папином кабинете на полках была прекрасная коллекция музыки, у дочери в комнате на многочисленных полках – потрясающая библиотека. Бедный Брукс поневоле стал разбираться в мировой литературе, что было неизменным источником насмешек его стаи, которая сейчас состояла из двух оборотней – его двоюродной сестры Теи и старшего брата Мэта. Каждый раз, превращаясь в волка, он объединял свой разум с их разумом, и получасовая лекция Ханны об очередной отличной книге становилась достоянием общественности. Брукс спокойно реагировал на подтрунивание, потому что настолько обожал объект своей любви, что с радостью занялся бы даже вязанием крючком, только чтобы Ханна была счастлива.
Нам было пора в аэропорт, чтобы забрать Мо. В гараже Лили снова что-то «улучшала» в одном из семейных автомобилей и на наше появление отреагировала в «фирменном» своем стиле:
– Алиса, это будет чудо, если все сработает! Не лучше было просто уехать? Мы могли бы сейчас быть за тысячу километров отсюда, и спокойно, я подчеркиваю спо-кой-но, жить среди саванны! А не устраивать клоунаду с переодеванием! – она выговорилась и, нахмурившись, стала сверлить Алису недобрым взглядом.
– Ты, как всегда, несколько пессимистично смотришь на вещи, к тому же привычно недооцениваешь Алису, – сказал Эдуард, стараясь защитить сестру от нападок.
– Все равно это глупо и безответственно! – заявила Лили и, захлопнув капот машины, раздраженная, вышла из гаража, и я услышала, как Келлан спешит к ней, чтобы успокоить.
– Малышка, ты все еще нервничаешь? – сказал он нараспев, беря Лили за руку. Она взглянула на него, как обиженный ребенок, и Келлан осторожно ее обнял.
– Ты не волнуйся, Триумвират ничего не узнает! А если узнает – я головы лично всем откручу, обещаю тебе! – сказал Келлан, гладя ее по голове, как маленького, капризного ребенка.
– А я как раз работаю над тем, чтобы этого не произошло! – сказала Алиса с энтузиазмом. Мы с Эдуардом сели в машину, которая была достаточно скромная по его меркам, но для Бейнбриджа все равно была слишком заметна. Ну не ездят местные рыбаки на «Мерседессе-внедорожнике».
– Думаю, что все будет хорошо, – сказала, улыбаясь, Алиса. – Ханна и Брукс вернутся как раз вовремя, и мы успеем подготовиться к приезду Мо.
Эдуард кивнул и мастерски вывел машину из гаража, и мы помчались по единственной заасфальтированной дороге в округе, которая вела к парому до Сиэтла.
Я знала, что в ближайшие два часа Диксон вернется с дежурства в госпитале, а Элиза приготовит праздничный ужин для Мо и Ханны. Алиса приготовит ей комнату на втором этаже, рядом с комнатой для нас с Эдуардом (ведь люди, знавшие меня как человека, считали, что мы жили вместе с ними). А во флигеле уже была готова комната для моей дочери Ханны – якобы обычного американского подростка – постеры Рианны на стенах, гитара, книги и полный шкаф одежды. В общем, декорации для имитации нормальной человеческой жизни были готовы. Ничто не должно было натолкнуть мою человеческую маму, которая не знала о том, что я стала вампиром, на мысль, что Ханна – наша с Эдуардом дочь, а Рождество она встречает с семейством вампиров-вегетарианцев.
Алиса предупредила, что погода будет пасмурной и дождливой, как, впрочем, и всегда. Когда-то холод и сырость навевали только тоску, а сейчас я буквально благодарила провидение за свинцовые тучи, низко висевшие над землей. Мы ехали молча, слушая рев мотора.
Мистер Эдуард Ричардсон задумчиво смотрел на дорогу. Потом выключил радио и сказал:
– Бэль, я… мне так… Нет, я бы хотел, чтобы такая ситуация никогда не возникла.
Я удивленно посмотрела на него.
– Ты о чем?
Он нахмурился и сказал:
– Я считаю, что из-за встречи со мной ты перенесла многое… боль расставания… – при этих словах он слегка зажмурился и сжал руль сильнее, – испытала на себе ненависть бессмертных, твоя жизнь находилась под угрозой и, в конце концов, ты ее потеряла.
Я уже, было, открыла рот, чтобы начать яростно с ним спорить, но он сказал:
– Умоляю, дай мне выговориться!
Мне было невыносимо смотреть, как он мучается от чувства вины, не желая понимать одно – я все прожитое считаю платой за то, что я обрела с ним. Я обрела его. И это главное. Я сложила руки на груди и, понимая свое бессилие, уставилась на него.
– Мне только приходится догадываться каково это – видеть своих родителей живыми после перерождения. Я бы многое отдал, чтобы мои родители жили, но, увы…
Я понимала, что он издергался сам от переживаний, и сейчас не лучшее время, чтобы их обоюдно разделять. Поэтому я подняла палец и сказала:
– Эдуард Ричардсон!
Он запнулся и, не глядя на меня, сказал:
– Не желаешь слушать? – на его лице промелькнула гримаса боли.
– Нет. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Мне больно видеть, как тебя съедает чувство вины. И не позволю дальше тебе продолжать в таком духе. Я тебя люблю и простила себя за все мои глупости, в которых ты винишь себя. Хочешь, выдам тебе индульгенцию? Думаю, что Джек поможет ее подделать, печать будет как настоящая!
Эдуард усмехнулся. Но глаза остались серьезными.
– Ты еще не улавливаешь все нюансы…
Закрыв глаза, я стукнулась головой о подголовник сиденья и сказала:
– Да, я маленькая, глупенькая вампирша, которая не понимает всю тяжесть сложившейся ситуации. И настрадаюсь еще, когда поумнею и пойму, что недостаточно намучилась. И тогда ты мне все это расскажешь.
Я зло уставилась в окно, сложив руки на груди, не желая продолжать разговор. Так мы проехали половину пути. Потом Эдуард шумно выдохнул и сказал:
– Я, наверное, опять преувеличиваю?
Мне не хотелось разговаривать, я просто утвердительно кивнула головой. Мы проехали еще пару минут.
Чтобы как-то разбавить тишину, Эдуард стал напевать мою любимую мелодию. Я стала тихонько подпевать. Он улыбнулся и запел увереннее, чувствуя, что ссора миновала.
На пароме было многолюдно, мы даже встретили пару соседей, которые радостно сообщили нам о своих рождественских планах. Они уезжали во Францию на две недели, где планировали посетить замок Тюильри и проехать на велосипедах вдоль Лазурного побережья.
Припарковавшись на стоянке у аэропорта, мы вскоре стояли в толпе встречающих, которые ждали прибывающий с минуты на минуту рейс. Мне было неуютно от того, что люди стояли так близко. Женщины и дети, мужчины и старики неимоверно аппетитно пахли. Мне казалось, что весь аэропорт до стеклянного верха наполнен биением тысяч сердец. А огромное количество стекол отражало это биение слабой вибрацией, смешиваясь с механическим бряцанием, лязгом эскалатора и лифтов. Честно говоря, они сливались в сплошную какофонию, которая все равно не заглушала звук сердец, качающих кровь. Это было настоящей пыткой. Но самое худшее было то, что окружающие до ужаса аппетитно пахли. Отчего-то тело решило, что мы на охоте, и рот наполнился ядовитой слюной; мне пришлось сильно сжать кулаки, чтобы удостовериться в послушании собственного тела. Я взглянула на Эдуарда. Он стоял как ни в чем не бывало и, спокойно глядя мне в глаза, сказал:
