В дивизии народного ополчения принимали добровольцев в возрасте от 18 до 55 лет. Бывали случаи, когда в ополчение вступали люди моложе и старше этих возрастов. Среди них было много и таких, кто впервые взял в руки винтовку.
Нередко ополченцами желали стать целые семьи. Инженер-строитель В.А. Панова в ополчении была военфельдшером. Вместе с ней в дивизию вступила её младшая сестра А.А. Пономарёва, тоже военфельдшер. Она геройски погибла на фронте.
На призывной пункт пришла медсестра Прасковья Родионова с 16-летним сыном Сашей. По возрасту мальчику отказали, но он был обнаружен в одной из машин по пути к фронту. Тут уж делать было нечего. Сашу зачислили в артдивизион. Через месяц он хорошо изучил артиллерийское дело. В жестоком бою под Ельней мать и сын пали смертью храбрых.
Особенно запомнился день, когда на пункт формирования дивизии народного ополчения Дзержинского района пришёл 64-летний Фёдор Михайлович Орлов. Участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн, унтер-офицер старой армии, Ф.М. Орлов перешёл на сторону победившего пролетариата в первые дни Октябрьской революции. В Петрограде он стал одним из командиров Красной гвардии. Был направлен на Северный Кавказ для организации красногвардейских и партизанских отрядов. Вместе с ним выехала его жена Мария Иосифовна с четырьмя маленькими детьми; старшему из них, Володе, тогда исполнилось 9 лет. Так вся семья вступила на нелёгкий военный путь.
Ф.М. Орлов во время гражданской войны командовал частями и соединениями. За боевые отличия и подвиги он неоднократно награждался ценными подарками, в числе их золотым именным портсигаром. В 1920 году Орлов награждён первым орденом Красного Знамени. Он был соратником М.В. Фрунзе в боях против Врангеля. После разгрома “чёрного барона” в декабре 1920 года М.В. Фрунзе назначается командующим войсками Украины и Крыма, а Ф.М. Орлов — его заместителем. Позднее он находился на других командных постах. Затем Ф.М. Орлов по состоянию здоровья уволился из армии. Сказались 24 ранения и контузии, полученные им на полях сражений.
По возрасту Фёдор Михайлович не подходил даже в ополчение, но он просил, настаивал, требовал, и его просьбу пришлось удовлетворить. Вначале он командовал ротой, разведывательным батальоном, а в конце сентября 1941 года был назначен командиром 160-й стрелковой дивизии, переименованной из 6-й Московской дивизии народного ополчения Дзержинского района. Тогда-то и проявился по-настоящему его боевой опыт»
[46].
В 1941 году Наркомат иностранных дел СССР находился на Кузнецком мосту (21/5). Именно в этом здании 5 июля на общем собрании проходила запись добровольцев в 6-ю дивизию народного ополчения Дзержинского района столицы. «В ополченцы пошли 163 человека — одна треть штатного состава ведомства: дипломаты, технические работники, сотрудники подсобных предприятий»
[47]. Также в 6-ю ДНО влилось более 300 преподавателей, студентов, сотрудников Московского института инженеров железнодорожного транспорта
[48].
Н. Самоделов попал в 6-ю ДНО из Орехово-Зуева, вот что он вспоминает:
«.. наш батальон орехово-зуевских добровольцев (точнее, это был ещё отряд в 600 человек без контуров воинского подразделения) в ту ночь отправился на станцию Орехово-Зуево. Провожали первых добровольцев тысячи горожан. Они желали нам скорейшего возвращения с победой, не представляя о трудностях, ждавших нас впереди. Формирование 6-й стрелковой дивизии народного ополчения Дзержинского района города Москвы проходило в столице, в школе № 242, располагавшейся около Театра РККА. К восьми часам утра прибыли кадровые командиры. Началось укомплектование подразделений. Наш взвод вошёл в состав 1-й роты 1-го батальона 3-го стрелкового полка. Меня назначили пулемётчиком»
[49].
В 6-ю дивизию Дзержинского района записывались рабочие чулочной фабрики имени Ногина и, что самое невероятное, даже музыканты Государственного духового оркестра Союза ССР. Причём они ушли на фронт вместе со своими духовыми инструментами. Как сейчас припоминают их дети, музыкантов провожали от цирка на Цветном бульваре. Там был техникум, в котором располагался сборный пункт
[50].
Командиром сапёрной роты 6-й ДНО был назначен ополченец А. Авдеев. Со дня записи в ополчение он вёл свой дневник, благодаря которому мы можем узнать некоторые подробности из истории этого соединения:
«8 июля 1941 года. День прошёл в напряжённой работе. Нужно было получить обмундирование, предметы хозяйственного обихода, одеть, постричь, помыть в бане всю роту, а главное — дать людям возможность до отправки на фронт обучиться обращению с винтовкой, толовой шашкой, миной, гранатой. Большую помощь нам оказали преподаватели военной кафедры Московского института инженеров транспорта. Рассказали, как возводить инженерные сооружения на поле боя, строить окопы, блиндажи, эскарпы, как делать проволочные и минные заграждения.
9 июля 1941 года. Днём командир дивизии произвёл сапёрам и другим подразделениям дивизии смотр. На плацу возле главного входа в МИИТ подразделения проделали все перестроения, а потом прошли маршем перед комдивом. Он остался доволен сапёрами. Как-то будут в бою?
10 июля 1941 года. Завтра отправляемся на фронт. День прошёл в хозяйственных заботах. Под вечер нам выдали десять винтовок, патроны, несколько бутылочных гранат. Остальным обещали выдать потом.
Часов в восемь приехала проститься жена. Я сразу увидел её заплаканное лицо в толпе женщин, пришедших посмотреть, может, в последний раз на мужей, братьев и отцов.
Ополченцы идут на фронт
— Успокойся, береги себя,
Валерика, не плачь, — кажется, я сказал именно это»
[51].
Пулемётчик Самоделов рассказывает, что бойцам из Орехово-Зуева 9 «июля выдали хлопчатобумажные гимнастёрки, брюки, пилотки, котелки на полтора литра — всё защитного цвета.
Ботинки и чёрные обмотки. Одновременно старшина всем вручил смертные медальоны». Кроме этого, им было выдано «небольшое количество стрелкового оружия — винтовки, гранаты и т. п.»
[52] А.Е. Гордон, а он служил в 5-й ДНО, рассказывает, как им на привале «выдали велосипеды и обмундирование — гимнастёрки и пилотки тёмно-серого, почти чёрного цвета, такого же цвета брюки-бриджи, чёрные обмотки и ботинки. Поговаривали, что это обмундирование хранилось ещё со времён царской армии и предназначалось тогда для рабочих подразделений. В такой форме мы выглядели необычно — совсем как итальянские чернорубашечники (как мы тогда их себе представляли). Вместо шинелей мы получили куртки цвета хаки типа бушлатов, в которых позже, когда мы пересели на лошадей, было удобно сидеть в седле. И в довершение всего наша рота получила польские винтовки без боеприпасов. А если добавить к этому, что позже нас пересадили с велосипедов на отощавших лошадей, можно представить, как комично мы выглядели»
[53].
