Причина моего неловкого положения – обрывок из чернокнижного заклинания – осиротело валялся на полу в ожидании, когда же на него наконец обратят внимание.
– Я не знаю, как он ко мне попал. – Я продолжала оправдываться, но все менее и менее убедительно. Проще было бы заверить Шеллака, что это я на самом деле убила Пера Четвертого с грязной и низкой целью обогащения. – Вероятно, шут… моя мать, да, моя мать могла подсунуть мне его, когда мы с ней столкнулись на ярмарочной площади. Но я подумала, что прикосновение могу ощущать только я, раз я из будущего…
Говорила я все быстрее и бессвязнее, пока Шел меня не перебил:
– Она была могущественной магичкой, Шрам, и ты просчиталась. А вот она – нет. – Это прозвучало не как обвинение – как приговор.
Я сразу смолкла. Часы, висевшие над кроватью, тикали как-то слишком громко, медленно и раздражающе.
– Вероятно, – продолжал некромант, – мать знала о твоем появлении заранее. Король ведь не расспрашивал ее о том, куда подевался свиток, а это тебе не какая-нибудь безделушка. Свиток был слишком важен для королевского двора – он как мертвая туша кита, которого выбросило на сушу. Лежит – вонь на всю округу, уберешь – люди спросят, куда делся запах.
Накануне, несмотря на нашу с Шеллаком очередную размолвку, я все-таки рассказала ему в подробностях о том, что произошло в день летнего солнцеворота двадцать пять лет назад. Он все внимательно выслушал, не вставив при этом ни единого комментария, словно опять потерял всяческий интерес к этой истории. Но это, конечно же, было совсем не так.
Нахмурив брови, я некоторое время стояла в раздумье по поводу теории Шела и сначала решила, что она маловероятна, но потом вспомнила, что Шеллак всегда прав, и снова засомневалась.
– Нам нужно сжечь отрывок, – с нескрываемой неуверенностью в голосе предложила я.
– Не нам, а тебе, Шрам. Тебе.
В моей походной сумке без труда отыскался коробок спичек. Вспыхнул несмелый огонек, опаливший краешек свитка. Затем маленькие язычки пламени, как по сухому лесу, охваченному пожаром, поползли вдоль символов, знаков и инструкций, большинство из которых были не понятны даже мне.
Все до смешного просто, подумалось мне. Всего три письма Лараны, переданных Доброму Клинку через капитана Грома. Три раза мне стоит поднести спичку к рукописи и ровно три раза проследить за тем, чтобы пепел был отправлен в ближайшую бездну или, по меньшей мере, развеян по ветру.
Я покосилась на возвышающегося надо мной некроманта. Шеллак выглядел заинтригованным: стоял прищурившись и даже еле заметно улыбаясь одними уголками губ. Это меня и насторожило. И вскоре я узнала, почему.
Едва пламя без остатка съело древние письмена, как передо мной на полу, словно феникс, возродившийся из пепла, вновь лежал целехонький экземпляр одной трети могущественнейшего заклинания, которое когда-либо создавали человеческие руки. Я, не удержавшись, ахнула.
Колдун, составлявший руны, был явно не дурак. В отличие от меня.
– Лопни моя селезенка! – не удержалась я от досады.
Далее под чутким руководством Шеллака рукопись подвергалась: съедению со мной в роли поедателя (Шел наотрез отказался, заявив, что он на особой безрунной диете); насилию со мной в роли беспощадного разрывателя свитка на клочки (Шел только посмеялся); утоплению, заклинанию исчезновения, заклинанию смерти, заклинанию уничтожения… Но каждый раз расплывшиеся чернила с сопением и ворчанием ползли на свои места, клочки бумаги воссоединялись в одну картинку, а меня при попытке съедения, как это ни странно, стошнило. Некромант заявил, что не будет оплачивать второй завтрак.
– Выходит, мне нужно собрать вместе все три отрывка, чтобы их уничтожить? – догадалась я после всех невыносимых мучений (а могла бы и раньше, на самом деле).
В горле до сих пор стоял привкус чернил, которые, насколько я знаю, столетия назад делали вовсе не из ягод, как сейчас, а пускали в ход понятно какие осьминожьи внутренности. От одной этой мысли меня чуть не вырвало повторно.
– Душа моя, ты только что побила рекорд пустоголовости среди всех островных девиц, – лаконично заметил Шел.
– Лучше бы подсказал, где найти остальные два свитка, что помогут наконец-то выпутаться из этой истории. Не забывай, мне еще нужно отыскать настоящего убийцу принца острова Туманов. Хотя и от первой цели, и от второй напрямую зависит цельность моей шкурки. Вот ты что предпочел бы: быть сожженным заживо или обезглавленным на центральной площади города?
Шел философски махнул рукой…
– Я бы предпочел остаться в живых и подальше от тебя.
– Вот и я тоже, – с грустью согласилась я, пряча древний свиток в лиф платья, который, к счастью, оказался достаточно просторен для невинных шалостей вроде хранения там стилета и мешочка с оставшимися немногочисленными деньгами.
Дело двигалось, но легче от этого не становилось никому. Мне прибавилось новых забот, Шелу, следовательно, тоже, ибо его главная забота – это я, если не ошибаюсь. Шторм едва ли обрадуется новости о том, что меня провели мои же родители. Боюсь, что злость капитана Грома, вызванная данным известием, поможет ему исполнить угрозы, произнесенные на палубе, и он снесет мне голову.
И все же я сама не успела заметить, как снова стала двигаться вперед, будто сердце мое в одночасье превратилось в слаженно работающий часовой механизм, заставляющий вновь и вновь идти к своей цели. Эй, ребята, Шрам снова в деле.
Мы покинули безымянный постоялый двор (зачем же двору название, коли он единственный в городе?), расплатившись с седовласым драконом и набавив еще сребреник за то, что я случайно сшибла вазу в вестибюле. А так, как ни странно, особых неприятностей и не было. Что могло означать только одно – все самое интересное ждало нас впереди.
Обыкновенно пустые улицы Драконьего Глаза теперь и вовсе напоминали аллеи между могилами: в такой ливень, видимо, и дракон пса из дома не выгонит.
Накинув на голову капюшон, я под навесами торговых лотков пробиралась в сторону королевских конюшен. Шелу же, как всегда, было все равно, дождь кругом или война. И он, как это за ним водится, был великолепен, если не сказать больше. Невозможно великолепен. И от этого становилось все омерзительнее. Так и хотелось руками вцепиться в его крепкую смуглую шейку и последовать примеру капитана Грома. Нетрудно было догадаться, что за двойное убийство в таком случае мне полагается скидка в виде пожизненной ссылки в бездну.
Странно, но конюшня оказалась, мало того что неохраняемая, так еще без всяких замков. Несмело толкнув массивную дверь из цельной древесины, я оказалась в самой прекрасной конюшне на свете. Едва ли даже конюшни Доброй Воли сравнятся с этими в высоте потолков. А что до узоров – уже прекрасно знакомых мне маленьких и крупных золотисто-красных дракончиков – тут аналогов на всех островах не сыскать.
Чтобы дотянуться до потолка, мне, наверное, нужно было бы встать на плечи полусотне Шеллаков и еще подставить табурет для верности. А если мерить ширину лошадиных покоев в попугаях, то тысяча штук тут бы точно поместилась.
