Его дед умер в тот день, когда он родился. Готова поспорить, и дед его деда. В день, когда на свет через поколение появляется наследник мужского пола, старый король добровольно прощается с жизнью и становится собственным внуком.
Это древняя магия, очень древняя. Опасная, сложная, со множеством побочных эффектов и последствий. Но хуже всего в этом случае, что каждый раз, чтобы переместиться в душу новорожденного, нужно избавлять его от его собственной души. Иначе говоря, убивать.
Пер был не просто из королевского рода. Он был из рода королей, который был мертв, по крайней мере, уже не одну сотню лет. Поэтому он и не умер до конца, поэтому душа его так быстро восстановилась.
– Да, ты права, – словно прочитав мои мысли, кивнул Пер. – Я не тот, за кого себя выдаю. Но, в отличие от твоего муженька, никогда не подставлю тебя под нож.
Луна резко стала сужаться, из круглой головки сыра превращаясь в жалкий огрызок, изглоданный мышами. Мы остались в кромешной темноте.
Глава 19
Белое на черном и черное на Шрам
В то утро выпал первый снег.
Как объяснил мне Грот, Снежная долина потому так и называется, что зима здесь начинается гораздо раньше, чем на остальной части острова. Во-первых, все дело в Ледяном хребте – огромной цепи гор, словно гигантский позвоночник, пересекающей остров с севера на юг. А кто был в горах, тот знает, что вечная мерзлота – вполне нормальное их состояние, так что в выпавшем снеге не было ничего удивительного. К тому же из-за гор теплый восточный ветер никогда в долину у подножия не доходил, что, конечно же, отняло у этого места еще пару очков как у курорта. Кругом болота, сырость, непроходимый лес – не самая приятная для времяпрепровождения местность даже для разбойников, а чего уж говорить о простых и непростых смертных.
Если я когда-нибудь выйду замуж по-настоящему, непременно устрою здесь свой медовый месяц. Население – дракон, одна штука. Постройки – замок, одна штука. Места для уединения – предостаточно. Если бы у меня была возможность остаться здесь еще хотя бы на несколько месяцев, то я воспользовалась бы ею не раздумывая. Не знаю, будет ли против Грот, – скорее, совсем наоборот, ведь ему одному так скучно в огромном дворце с семьюстами комнатами, комнатушками и комнатищами.
Я тяжело вздохнула и раздвинула тяжелые пыльные занавески, чтобы полюбоваться парящими за окном снежинками – легкими, будто птица размером со взрослого дракона пронеслась над замком и вдруг осталась без перьев.
Дома я никогда не обращала внимания на такую мелочь, как первый снег. В моем сознании происходила смена не времени года, а путей, какими теперь предпочитали гибнуть люди: поедут на санях в лес за дровами да и встретятся с медведем, поскользнутся у бани или в прорубь провалятся. Все крутилось вокруг моей работы, потому что я – некромантка. Потому что это правильно. Потому что так и должно быть.
Но сейчас хоронить было некого. Все, кто когда-либо мог здесь умереть, давно это сделали и в помощи моей больше не нуждались. Правда, есть у меня тут на примете один принц, но и тот уже мертвый.
Поэтому мне оставалось лишь любоваться наступающей зимой.
Грота не очень-то заботило, что будет в его владениях делать незваная гостья, а когда он узнал, что я не одна, так вообще махнул лапой и позволил самим разбираться. «Только в сокровищницу ни ногой, – предупредил ящер, – а не то съем и не подавлюсь». Угрозе я отчего-то поверила, хотя прекрасно понимала, что дракон слишком дорожит моим неожиданным обществом, чтобы вот так вот съедать. Насчет Пера не уверена – понятия не имею, гнушаются ли драконы мертвечины или они не такие уж и привереды, как о них сказывают. И вообще, готова поспорить на любой из так любимых мной передних зубов, что про сокровищницу Грот упомянул нарочно, чтобы подогреть любопытство. Придется мне его разочаровать – в святая святых я не полезу, ну если только взгляну одним глазком – и все.
Ящер сказал, я могу выбрать себе любую комнату по своему усмотрению, и я остановилась на просторной спальне (домика три моих будет, не меньше) со стенами, обитыми красным, словно кровь, бархатом. Поистине королевское ложе можно было вообще использовать как отдельную комнату – тут и ширма была соответствующая, чтобы уединиться в приятном обществе.
Единственное, что выдавало в спальне следы времени, – это толстенный слой махровой пыли, облепившей все плоские и выпуклые поверхности. Прежде чем лечь спать, пришлось знатно потрудиться, чтобы сделать из этой комнаты помещение хотя бы отдаленно напоминающее жилое. Дома я обыкновенно пренебрегала уборкой – все это оставалось либо на совести Шела, либо на совести крыс, которых, как и меня, не особо заботила чистота. Но здесь пришлось наступить на горло принципам и на один вечер превратиться в порядочную домохозяйку, ибо ситуация оказалась критической. Я порвала на тряпки салфетку тонкой гномьей работы, пропажи которой хозяин наверняка не заметит, и принялась за работу: в течение нескольких часов вытирала, вылизывала и разбирала. В итоге нашла две брошюры политической антимонархической радиопередачи, которую запретили, когда я еще в люльку помещалась; пробку от сливовой настойки; неполный набор карточек-вкладышей от засахаренных лесных орешков, которые так любят тайком от родителей коллекционировать деревенские мальчишки. Почему тайком? Я бы тоже особо не распространялась о том, что по ночам любуюсь на прелестниц-наяд, массовиц-затейниц и кудесниц во всех любовных делах. Не очень благоразумно было подсовывать такую мерзость в детские сладости.
Избавившись от мусора, я взялась за расчистку платяного сундука, к моему счастью наполненному дамским тряпьем, оставленным здесь, видимо, когда-то давно одной из служанок. Фасоны нарядов были до того старомодны, что сомневаюсь, что так одеваются сейчас даже самые древние засаленные торговки с общественных рынков.
В последнее время мне странно везло на чужую одежду, и я уже до того расслабилась, что после проверки пятого платья на проклятия и заговоры перестала заниматься ерундой. Выбрав себе мятного цвета платье с вставным белым лифом, расшитым золотыми нитями, я успокоилась, положила обновку на подоконник проветриваться после долгого заточения в сундуке и с чистой совестью завалилась спать.
Проснулась я с заметно полегчавшей головой, откуда будто сбежали все тревожные мысли и волнения. Разговор с Пером Четвертым, вопреки ожиданиям, подействовал на меня весьма положительно. Я бы даже сказала, терапевтически и расслабляюще.
Я слышала нечто подобное от соседских девок. Нет, я с ними, конечно же, не разговаривала никогда, но подслушивать по островным законам пока еще не запрещено, а значит – сие действо остается на совести подслушивающего. Знаете, они так часто плакались друг другу на лавке у колодца по всяким пустякам, что вскоре я заметила одну странную вещь: время – инфекция, которую нужно пережить, если хочешь выздороветь, а правда – те лекарства, которые нужно принимать, если нет аллергии. Девушки обыкновенно делились своими сердечными тайнами, муками и разочарованиями. Но проходило время, они узнавали, что отвергшие их мужчины – редкостные сволочи, после чего подхватывали новую заразу, не вырабатывая никакого иммунитета.
