Осознав, какие выводы следуют из сказанного, я засмеялся:
— Папа, ты предлагаешь мне жениться к завтрашнему полудню?
— Никто не говорит о женитьбе. Твой брат Эрин до сих пор не женат, но дочь он зачал перед первым походом. Ему было на год меньше, чем тебе сейчас, когда его взяли в сопровождение миссии к аринтам. И у его девочки хороший дар риэнны. Она живет в нашем доме, это подружка Айдоры. Когда Эрин женится, он удочерит ее официально.
На стайку малолетних девчонок, игравших с Айдорой, я почти не обращал внимания, к своему стыду.
— А кто ее мать?
— Девушка из дальегов. Благополучно вышла замуж и счастлива в своем селении. Ее семья никогда не будет нуждаться, пока стоит дом Этьер. Это долг нашего рода. И сегодня, Дигеро, ты тоже должен выполнить долг перед родом. К тому же твой опекун Рогнус настаивает на том, чтобы ты уезжал не мальчиком, но мужчиной. Чутью бессмертных надо доверять.
Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул брат.
— Ну что, отец? — подмигнул он. — Как тут наша морально устойчивая крепость? Еще не пала?
— Зайди, легок на помине, — улыбнулся лорд. — Может, вместе это недоразумение исправим.
— Так это правда, брат? — тут же взвился я. — У тебя внебрачная дочь? Как ты ей в глаза смотришь?
Он фыркнул:
— С гордостью, Диго! У меня есть родной умный человечек, риэнна. Было бы странным, если б я к своим двадцати пяти не доказал, что имею право называться мужчиной. А ты, братишка, невыносимая ханжа. Надо это исправлять.
Все это ужаснуло меня до глубины души.
— Я не… не готов к такому!
Отец с братом переглянулись. Заговорщики!
— В таком случае, — прищурился отец, — отправим Совету и принцу Игиниру известие о том, что званый ужин пагубно отразился на твоем здоровье, и глубочайшие извинения в том, что ты не можешь приступить к службе.
Желудок у меня тут же скрутило, как по заказу. Они даже шантажом не побрезговали!
— Но это позор! — прохрипел я.
— Согласен, — удрученно кивнул лорд, но его глаза совершенно бесстыдно смеялись. — Мне кажется, ты засматривался на Аньес, Диго? Одобряю. Ты ей тоже нравишься. Она девушка здоровая, красивая и с радостью приняла наше предложение.
«Не соглашайся», — коснулся уха знакомый шепот духа.
— Это насилие! — ободренный поддержкой, я воспрянул духом (вот уж буквально) и со всей непреклонностью скрестил руки на груди. — Не дамся!
Брат заржал.
— Ты ломаешься хуже девицы, брат. Вот где позор!
«Я нашел для тебя кое-кого получше этой вертлявой гусыни Аньес», — добил меня Рогнус.
— Я хочу иметь законных детей. — Я был вне себя от ярости, но говорил спокойно. — От любимой жены. А вы меня… как племенного жеребца!
Неизвестно, до чего бы я договорил, но тут в кабинет быстрым шагом и без стука ворвалась мама, и мужчины сразу густо покраснели и уставились в пол.
— Индар, там… — дыхание у нее перехватило, — там синтские жрицы явились.
Сердце у меня упало.
— Синты? — изумился отец. — Но как они попали в замок?
— Еще не попали. Стоят у черного хода в подземелье. Их Рогнус притащил.
— Живых синтов? Но как? — воскликнул брат.
— Ах, — отмахнулась леди Зарина. — Рогнус еще и не то может вытворить. Ему закон не писан. И они говорят… ох, Индар! — Ее губы задрожали. — Они говорят, как будто наш Дигеро причастен к убийству их жрицы. И Рогнус подтвердил!
— Сынки, ждите меня здесь, я разберусь. — Отец, бросив на меня странный взгляд — и сочувственный, и задумчивый, — направился к выходу, подхватив супругу за талию. — Зарина, любимая, нам бы травяного чая по твоему особому рецепту. Сделаешь?
— Конечно, милый. — Мама сразу стала по-деловому собранной.
Пока мы ждали, посерьезневший брат выпотрошил мне мозги расспросами об убийстве и Яррене.
— Формально ты тут ни при чем, — вынес он вердикт. Глаза у него, такие же карие, как у меня, стали холодными и злыми. — Более того, синты виновны в покушении на твою жизнь, и они у меня еще попляшут.
Но когда отец вернулся, мы оба открыли рты от изумления.
Лорд Индар ввел в кабинет двух красавиц синток. Одну постарше, с легкими морщинками в скорбно опущенных уголках рта, а вторую — мою ровесницу или даже младше. Брат судорожно вздохнул, и я был согласен с его безмолвным восторгом.
На диво высокая для маленького подгорного народа — мне почти до подбородка. И цвет ее больших и синих, как незабудки, но припухших от недавних слез очей — тоже необычен для синтов, поголовно обладавших светло-желтыми глазами горных кошек. Если бы не чересчур бледная кожа и утонченные черты кукольного личика, обрамленного белокурыми косами удивительного цвета, словно они светились, то ее можно было принять за нашу аристократку-риэнну — такой статной и утонченной она была.
Обе были одеты в рубахи, расшитые у горловины и по рукавам мелкими самоцветами, и узкие штаны до щиколоток. Поверх костюма — длинная безрукавка до колен, расшитая в тон рубахе. У старшей женщины на поясе вместо неизменного атрибута синтов — изящного топорика — висело ритуальное оружие жрицы вроде каменной чашечки цветка с длинным стеблем, спрятанным в серебряные восьмигранные ножны. Наверняка «стебель» заточен острее кинжала. У младшей оружие выглядело гораздо скромнее — нераспустившийся бутон на коротком стебле в скромных кожаных ножнах.
— Присаживайтесь, дамы. — Отец галантно придвинул старшей кресло. Брат, опередив меня, проявил внимание к младшей.
Перепуганные и смущенные «дамы» сели на самый краешек кресел.
Тут появилась мама с сопровождавшей ее служанкой Аньес, несшей поднос с чашками и кувшин с отваром. Аньес стрельнула на меня глазками и игриво провела языком по губам. Я содрогнулся. Ни за что к ней не прикоснусь, пусть хоть режут меня.
Старшая синтка, приняв чашку, благодарно кивнула, пригубила и… запела, иначе не скажешь о ее мелодичной витиеватой речи, усыпанной упоминанием всех легенд мира и сопровождаемой тихим позвякиванием височных колец.
Суть же длинной, как полярная ночь, песни свелась к полнейшей гнусности.
Если вкратце, то обе синтки — Онриль и ее дочь, не имеющая имени, — принадлежали к париям своего народа, своеобразной касте отверженных, не имеющих права вступать в брак с чистокровными синтами. В касту мог попасть любой из подгорных обитателей, совершивший предосудительный, несмываемый кровью поступок. Например, влюбиться в инородца или инородку или не покончить с жизнью, подвергшись насилию, как произошло когда-то с Отраженной Саэтхиль.
Восемнадцать весен и одно лето назад Онриль влюбилась в вейриэна и отказалась выйти замуж за жениха-синта в чужие горы. Уже этим она обрекла себя на изгнание из рода. Но случилось еще хуже: ее возлюбленный «ветер ущелий» вскоре после свадьбы погиб далеко от гор, где-то в западных водах, и его возрождение оказалось затруднено.
