– У меня только пластиковая карта «Хоум-Кудесник– Банк», – спохватился Павка. – Принимаете?
– Отчего же не принять? – рассудительно ответила старая Марта. – Чай, не на задворках средневековой империи проживаем, а в тематическом квартале «Тридевятого царства»! Терминал у меня в таверне исправен, так что можешь тратить заработанные гульдены сколько душе угодно. Деньги-то по жизни чем зарабатываешь? На лихого человека ты вроде не похож, но хромаешь, словно конокрад, которому ноги селяне за его лихоимство перебили.
– Нет, уважаемая Марта. Я не конокрад и вообще не лиходей. Я воин, а ногу повредил в бою, когда раненый упал с лошади.
– Значит, ты, Пауль по прозвищу Корчага, отставной солдат, – подытожила трактирщица и остановилась, чтобы разглядеть будущего постояльца получше. – Тебе примерно тридцать лет, судя по твоим седым вискам, ты много пережил, но ни дома, ни семьи у тебя нет. Несёт тебя ветер странствий словно колючку «перекати-поле», а куда несёт, ты и сам не ведаешь! Может, в нашем местечке твоя душа за что-нибудь зацепится. Мужчин в нашем городе не так уж и много. Каждый год море забирает себе двух, а то и трёх рыбаков, так что ты бы пришёлся ко двору наших вдовушек.
За разговором Павел не заметил, как брусчатая мостовая привела их к таверне «Тихая заводь».
– Вот мы и дома! – повеселела старая Марта. – Заходи, Пауль, я приготовлю тебе комнату на втором этаже. В ней раньше жил Ханс – корабельный лекарь.
– А сейчас что, съехал? – осматривая расположенный на первом этаже пивной зал, поинтересовался Павка.
– Ага, съехал… на кладбище. – буднично ответила трактирщица. – Повадился наш Ханс последний перед своей безвременной кончиной месяц в «весёлый дом» Косой Пегги ходить. Дело житейское, и нет в нашем городе моряка, которого хотя бы раз не приголубила в своей постели одна из девушек Пегги. Да только запал наш Ханс на Худую Кристину – девушку худосочную, но до любовных утех очень даже охочую. Я, как только об этом узнала, то сразу сказала: «Быть беде»! Потому как к Кристине каждую неделю после возвращения с моря Удачливый Вилли захаживал. Удачливым его звали потому, что не было ни одного дня, когда бы его фелюга пришла с моря пустая. Удачливый был рыбак, оттого лишние денежки у Вили и водились. А как зазвенит в его кармане лишний гульден, то Вилли сразу же его несёт в мою таверну. Бывало, он весь вечер пиво пьёт, а к полуночи волочит свои непослушные во хмелю ноги в «весёлый дом» Пегги. Не знаю, каким он любовником был, но помахать во хмелю кулаками очень даже любил, за что неоднократно сиживал в нашей местной каталажке. И вот однажды безлунной ночью на узкой тропинке возле домика Пегги столкнулись Ханс и Вилли. Тропинка была узкая, а ночь тёмная, поэтому оба моряка, недолго думая, схватились за ножи. Не знали они, что в эту ночь удача отвернулась от обоих, и рассвет уже никому из них не суждено было встретить.
– Да-а, печальная история, – задумчиво произнёс Павка.
– Я бы тоже считала эту историю грустной, – деловито звеня ключами, буднично произнесла Марта, – если бы за день до смерти Ханс не заплатил мне за постой на три месяца вперёд! Вот твоя, Пауль, комната! Как видишь, у Марты в доме всегда порядок: простыни чистые, полы метёные! Если пожелаешь, то еду тебе будут прямо в номер подавать.
– Спасибо, тётушка Марта, но только я никогда один за стол не сажусь – не по-людски это!
– Вижу, что хороший ты парень, Пауль. Может, какой нашей девушке и повезёт, если ты её в жены возьмёшь.
– Может и повезёт, – легко согласился ветеран классовых сражений. – Только я о женитьбе ещё не думал. – Вот кредитка, возьмите, тётушка, за месяц вперёд.
– А что будет через месяц? – вздохнула трактирщица. – Опять по свету бродяжничать пойдёшь?
– Не знаю, тётушка. На войне далеко загадывать было не принято. Может и позовёт меня за собой ветер странствий, а может, моя измученная душа найдёт утешение в доме молодой вдовушки. Как знать!
На том и расстались.
Спал Павка в эту ночь крепко, без сновидений. Только под утро пришёл к нему во сне Стёпка Ремнёв – эскадронный командир, подло убитый махновцами год назад. Был он при полном параде, даже сапоги ваксой начищены. Бряцая шашкой, зашёл Степан в комнату и молча стал возле его изголовья. Молчал и Павка, чувствуя на себе укоризненный взгляд погибшего товарища. Корчагину очень хотелось оправдаться перед Ремнёвым, хотя оправдываться ему было не в чем.
Проснулся Павка с мокрым от слёз лицом. Рядом с постелью на табурете сидела старая Марта.
– Ты ночью во сне сильно кричал, – сообщила ему Марта. – Я зашла к тебе в комнату и попыталась тебя разбудить, да не смогла. Так и просидела на табурете до самого утра, вытирая тебе слёзы.
– Разве я плакал? – смутился Корчагин.
– Не надо, солдат, стесняться слёз, – покачала головой Марта. – Через них твоя душа от боли освобождается. Мужчины редко плачут, но, случается, всё-таки плачут.
Глава 5
Не всё спокойно в Датском королевстве
Датский квартал ещё сладко спал и видел сны, когда на рассвете о деревянное покрытие старого причала ударилась чёрная птица и превратилась в инспектирующее лицо или, проще говоря, в инспектора. Инспектор был наделён широкими полномочиями, и видимо поэтому в квартале он появился в форме майора НКВД. Майор привычно одёрнул гимнастёрку и взглядом обшарил территорию причала в поисках делегированных городским Советом граждан для торжественной встречи. Однако встречающих почему-то не оказалось. Лучшие люди города на причал почему-то не явились, а редкие в это утро жители квартала если и забредали по какой-либо надобности на причал, то на проверяющее лицо и его военную форму косились неодобрительно. Точнее всех выразился старый китобой Юрген, который страдал старческой бессонницей, поэтому каждое утро приходил на причал выкурить трубку и встретить восход солнца.
– Кого это ещё море принесло на нашу голову? – неодобрительно произнёс старый рыбак. Юрген на старости лет стал глохнуть, поэтому, как все слабослышащие, говорил громко. Инспектор услышал недовольное бормотание старика, но виду не подал. Солнце уже полностью вышло из моря и бликами играло на хромовых голенищах офицерских сапог проверяющего, а делегации горожан так и не было. Инспектор выкурил папироску, потом вторую, и недобрым взглядом посмотрел на спящий город.
– Ладно, сукины дети! – сквозь зубы произнёс майор, бросая окурок в море. – Я вам это припомню! – и, стуча подкованными каблуками по деревянному настилу причала, решительно зашагал в сторону набережной.
– Где тут у вас исполком? – обратился майор к вышедшему на крыльцо глотнуть свежего воздуха Большому Йохану. Йохан был пекарем, поэтому вставал раньше всех жителей квартала. Пекарь сдвинул припорошённые мукой брови и непонимающе уставился на инспектора.
– Я говорю, где у Вас тут мэрия? – поправился майор.
– Нет у нас никакой мэрии, – пробасил пекарь. – Если Вы ищите Костлявую Мэри, то старушка сейчас живёт в Верхнем городе у своей дочки, которая фигурой тоже не блещет, хоть и съедает за завтраком дюжину моих рогаликов.
