Возле него на земле, вероятно, когда-то помещалась водосточная труба – рисую я себе – загнутая под тупым углом, с краями, изъеденными ржавчиной, и упорно я стараюсь разбудить в своем сознании такой образ, который обманул бы мои вспугнутые мысли и убаюкал бы их.
Это мне не удается.
Все снова и снова, с бессмысленным упорством, неутомимо, как ставень, которым ветер через равные промежутки времени бьет в стену, твердит во мне упрямый голос: – это совсем не то, это вовсе не тот камень, который похож на кусок сала.
От этого голоса не отделаться.
Хоть бы сто раз я доказывал себе, что это совершенно неважно, он умолкает на одно мгновенье, потом опять незаметно просыпается и настойчиво начинает сызнова: – хорошо, хорошо, пусть так, но это все же не камень, похожий на кусок сала.
Постепенно мною овладевает невыносимое чувство полной беспомощности.
Кто шифрует элементы реальности? Это происходит тысячелетиями в процессе развития культуры. Слой за слоем архетипическася сущность того или иного события или вещи накапливается и накапливается. Мы опутаны плотной паутиной невидимых архетипов. Хорошо, давайте возьмем обычный разговор двух людей и посмотрим, есть ли там что-то зашифрованное. Хорошо. Но только прежде надо усвоить, что любой разговор – это проективная идентификация. А что такое проективная идентификация? Это такой процесс, при котором один человек перекладывает часть своей психики в психику другого человека и этим заставляет его вести так, как ему хочется. А причем здесь зашифрованность? Проективная идентификация все шифрует. Вот ты хотел пример. Приведи сам какой-нибудь пример для чистоты эксперимента. Ну, хорошо. Муж говорит жене: «Я пошел в библиотеку». Жена: «Знаю я твою библиотеку!» – «Если что знаешь, молчи». Знаю, это доктор Фаустус сказал. Так о чем мне молчать на этот раз? Сложный пример. Ты хочешь сказать, что муж шифрует свое послание в том смысле, что он идет не в библиотеку, а к другой женщине. А жена дает ему понять, что давно его раскусила. Но на самом деле все эти годы муж действительно ходил в библиотеку и писал там диссертацию, потому что дома жена не давала ему работать. И вот в один прекрасный день он приходит и говорит: «У меня завтра защита». – «Какая еще защита?» – «Я три года хожу в библиотеку и там написал диссертацию». – «А разве все эти три года ты мне не изменял с Валькой?» – «Нет, я писал диссертацию.» – «Этого не может быть!» А почему люди так поступают? Зачем они мучают друг друга? Потому что реальность так устроена. Она не дает людям быть транспарентными. Она все шифрует. Но почему? Потому что слова не похожи на вещи, а предложения – на факты. А на что они похожи? Ни на что не похожи. Мы живем в двух реальностях – внешней языковой и внутренней реальности смысла. И в чем же смысл? В жизни и смерти. Вернее, в достойной жизни и достойной смерти. А что такое – достойная смерть? Например, как Бердяев умер за письменным столом. А недостойная? А недостойная это, прежде всего, самоубийство. Почему? Потому что это противоестественно. А как же влечение к смерти? Здесь я задаю вопросы! Хорошо, задавай. Я не верю ни в какое влечение к смерти. И правильно делаешь. Есть только влечение к жизни. Фрейд заблуждался. А Юнг со своими архетипами, значит, был во всем прав? Юнг был слишком начитан. Это ему порой мешало. Кто же ваш идеал? Уилфред Бион. Что мы можем почерпнуть у Биона? Его учение о странных объектах. Что такое – странные объекты? Это любые объекты, которые воздействуют на нас при помощи механизма проективной идентификации, то есть, в сущности, любые объекты. А вы кто? Мы твоя коллективная проективная идентификация с культурой. Значит, вас не существует? Нет, мы существуем, даже больше, чем ты думаешь. Мы твои архетипы: Тень и Самость. Что такое Самость? Это Иисус Христос, вечная жизнь. А Тень? Тень – это Люцифер, вечная смерть, вечное мучение. Вот мы и пришли к тому, что любая наррация – это послание о жизни и смерти. И в любом разговоре, в любой вещи, в любом событии присутствуют Бог и дьявол. Вот что такое реальность. Но это тайна. Никому не говори!
Процесс дешифровки посланий реальности – глубоко таинственный, мистический. Человек может прожить всю жизнь и не прочесть ни одного послания реальности. Такие люди живут только во внешней реальности, им не ведом смысл того, зачем они живут. Дом для них просто дом, река просто река, камень просто камень, картошка просто картошка. Это гурджиевские спящие люди, тела без органов, куклы. Есть люди искусства, которые пытаются интуитивно проникнуть во внутреннюю реальность. Есть ученые, философы. Но ведь это процесс очень опасный и страшный – это все равно, что проникнуть в свою смерть и вернуться обратно в жизнь. Я никого не призываю это делать и сам не знаю, как это делать. Я вовсе не мистик, я аналитический философ, ученик Витгенштейна, который призывал «оставить все как есть». Изучать поверхность и по узорам на поверхности пытаться реконструировать, что там внутри, гадать на кофейной гуще. Можно вступать с людьми как элементами реальности в диалог при помощи механизма проективной идентификации. Но никогда нельзя узнать, что на самом деле думает человек, чего он хочет, чего он боится, на что способен и на что не способен. Даже сам человек про себя этого не знает (вспомним комнату в фильме А. Тарковского «Сталкер»). Можно читать самые интеллектуальные книги (М. Пруста, например, как М. Мамардашвили это делал), смотреть самые изысканные фильмы, слушать самую утонченную музыку и все равно нечего не понять. А можно просто жить и поджидать случая, когда внутренняя реальность откроет свою непостижимую тайну, как Д. Андрееву открылось видение Небесного Кремля. Отсутствие духовного видения заставляет людей все время смотреть телевизор, путешествовать или читать детективы. Никто их не осуждает, но такие люди живут не против жизни, а надо жить против жизни [Николл, 2006], против энтропии. Это нужно не всем, а лишь некоторым людям, здесь я согласен с Г. Гурджиевым и П. Успенским. Мало кто может все оставить и последовать за Иисусом Христом. Даже Петр испугался и отрекся, а остальные просто разбежались. Чего он испугался и почему? Он испугался смерти, потому что не верил. Большинство из нас боится смерти и не верит. Мы в этом не виноваты, потому что проект Христа не был реализован, его миссия была прервана, как пишет Д. Андреев, и извращена последующим псевдохристианством. Христос успел дать нам психологию [Руднев, 2013]. Суть этой психологии жестока – посмотреть на женщину с вожделением едва ли не хуже, чем реально с ней переспать. Почему? Потому что, как сказано в «Хазарском словаре» у Милорада Павича, «создателю дороги твои намерения, но не твои дела». Как это понимать? Так, я думаю, что в своих внутренних побуждениях человек всегда искренен, а в своих внешних проявлениях практически всегда лжет. Поскольку правда ему не ведома. Вот он говорит: «Я купил два килограмма картошки». А, может быть, по дороге из магазина мимо шел Бетховен, и этот человек не заметил его, потому что ему картошка важнее, чем Бетховен. Такие люди просто не замечают чуда. А ты что сделал бы, если бы встретил Бетховена? Не знаю, наверное, не поверил бы своим глазам. А если бы поверил, то что бы сказал ему? Я бы сказал: «Мы поняли ваши поздние сонаты и квартеты, мы оценили их». А он бы ничего не услышал, потому что он глух, как пень. Человек, который купил два килограмма картошки, живет не против жизни. Он умрет, и все о нем забудут, как будто его вообще не было. Хорошо, а вот Гитлера не забыли. Что лучше? Ни то ни другое. У Б. Ахмадуллиной были стихи:
