– Джорджи, ты коротышка, – заявил Сет, разваливаясь на диване. – Кругленькая коротышка с приятной внешностью. Так что не теряй времени.
У двери отдела оформления она остановилась. Пишущий народ туда обычно не заходил. Там болтались лишь художники да выпускающие, и то когда готовили к печати очередной номер «Спуна».
Нил сидел за чертежным столом. Перед ним лежали карандашные эскизы для очередного выпуска «Остановить Солнце». Нил неторопливо открывал флакон с черной тушью. Где-то было включено радио. Джорджи узнала песню группы «Foo Fighters».
Может, Сет прав и никакого знакомства у них не получится? Но она не вернулась на диван, а сказала Нилу:
– Привет.
Не поднимая головы, Нил скосил на нее глаза, затем вернулся в эскизам.
– Привет, – сказал он.
– Тебя зовут Нил?
– Угу, – ответил он.
– А я Джорджи.
– В самом деле?
– Что значит «В самом деле»?
– Тебя действительно так зовут? – спросил Нил.
– Да… А что?
Он кивнул:
– Я думал, это твой псевдоним. Джорджи Маккул – похоже на псевдоним.
– Ты знаешь мое имя? – удивилась она.
Наконец Нил удостоил ее взглядом своих круглых синих глаз. Голова у него была тоже практически круглая.
– Видел в «Спуне» твое фото.
Джорджи что-то пробормотала. Она не очень умела разговаривать с парнями, но сейчас превратилась в какую-то косноязычную дуру.
– Вот ты какой… Я хотела сказать… твой комикс. Я зашла поговорить с тобой про твои комиксы.
Нил снова разглядывал эскиз, держа в руке странного вида рисовальное устройство. Внешне оно было похоже на перьевую авторучку с длинным пером.
– Тебе они не нравятся?
– Нет… То есть… да. Нравятся. Я хотела тебе сказать, что они мне очень нравятся.
– И сейчас хочешь?
– Я…
Их глаза на секунду встретились, и Джорджи показалось, что Нил улыбнулся.
Джорджи тоже улыбнулась:
– И сейчас хочу… сказать, что ты здорово рисуешь. Твои комиксы – самая смешная часть журнала.
Она была почти уверена, что теперь Нил улыбается. Он лишь скривил уголки губ.
– Не знаю, – произнес он. – По-моему, читателям больше нравятся гороскопы.
Гороскопы писала Джорджи. Небезупречные с точки зрения астрологии, они зато отличались своеобразием стиля. Нил знал, что она пишет гороскопы. Он знал ее имя. Руки у него были почти детские, но по бумаге они двигались с уверенностью взрослого художника, оставляя четкие черные линии.
– Я и не знала, что ты рисуешь настоящей тушью, – сказала Джорджи.
Он кивнул.
– Можно мне посмотреть, как ты рисуешь?
Он снова кивнул.
Глава 7
У матери Джорджи была впечатляющая ложбинка между грудями. Правильнее сказать, ложбина. Загорелая, веснушчатая, уходящая глубоко вниз.
– Генетика, – сказала мать, перехватив взгляд Джорджи.
– Что, на мамины титьки заторчала? – спросила Хизер, передавая сестре миску зеленой фасоли.
– Наверное, – ответила Джорджи. – Я жутко устала. А мама в такой блузочке, что сама провоцирует.
– Ну-ну, – ухмыльнулась Хизер. – Жертва еще и виновата.
– Девочки, в присутствии Кендрика о таких вещах не говорят, – сказала им мать. – Вы вгоняете мальчика в краску.
Кендрик улыбнулся и склонился над тарелкой со спагетти.
Мать поймала Джорджи днем, позвонив ей на мобильник, когда та ждала звонка от Нила.
– Приезжай. Я приготовлю обед. Я за тебя волнуюсь.
– Не надо за меня волноваться, – вяло отбрыкалась Джорджи, но приехать согласилась.
На обед мать подала спагетти с домашними фрикадельками. Десерт состоял из так называемого кекса-перевертыша с ананасной начинкой. До приезда Джорджи никто не садился за стол, чтобы она, едва войдя в дом, не бросилась в свою бывшую комнату звонить Нилу.
Часы показывали половину восьмого. В Омахе было на два часа больше.
Джорджи дважды пыталась позвонить Нилу, пока ехала сюда. Оба раза телефон переключился в режим голосовой почты. Это еще не доказывало, что он по-прежнему сидит у Дон. Как, впрочем, не доказывало и обратного.
И вообще, глупо дергаться из-за какой-то там Дон. Их отношения с Нилом – далекое прошлое.
Но разве не бывает так, что люди бросают своих жен и мужей, когда на их странице в «Фейсбуке» появляются друзья и подружки школьной поры?
К тому же время было не властно над Дон. Она не старела; в любом смысле этого слова. Она всегда хорошо выглядела, и на нее всегда было приятно взглянуть. В последний раз Джорджи видела Дон на похоронах отца Нила. Сравнение было не в пользу самой Джорджи. Дон казалась куклой, которую все это время не вынимали из коробки.
– Ты сегодня говорила с девочками? – спросила мать.
– Я говорила с ними вчера.
– И как они ко всему этому относятся?
– Нормально. – Джорджи едва не поперхнулась фрикаделькой. – В их мире не случилось ничего трагического. Гостят у второй бабушки. Смотрят мультики.
– Напрасно ты так думаешь. Дети очень восприимчивы. Они как собаки. – Здесь мать Джорджи прервала разговор, чтобы угостить фрикаделькой беременную мопсиху, сидевшую у нее на коленях. – Дети прекрасно чувствуют, когда у взрослых не все в порядке.
– А ты, мама, напрасно сравниваешь своих внучек с мопсами. Нуми – та вообще из кошачьего племени.
– Ты же знаешь, о чем я говорю, – сказала мать, не углубляясь в спор.
Хизер наклонилась к Джорджи и шепнула:
– Иногда и я чувствую себя не ее дочкой, а мопсихой, которой не досталось ни одной медали.
Хизер тоже ела спагетти, но почему-то из контейнера, в каких закусочные отпускают еду навынос. О причине Джорджи предпочла не спрашивать. Она взглянула на часы. Без четверти восемь.
– Я обещала Нилу сегодня позвонить пораньше. – Она действительно обещала, когда на мобильнике включилась голосовая почта. – Поднимусь наверх, чтобы не мешать вам здесь.
– Но ты не доела спагетти, – попыталась возразить мать. – И еще десерт.
– Я недолго! – уже с лестницы крикнула Джорджи.
В свою бывшую комнату она влетела с бешено колотящимся сердцем. Неужели она теряет форму? Или просто нервничает?
Подхватив желтый аппарат, Джорджи села на кровать, сняла трубку и тут же зажала рукой рычаг. Надо немного успокоить дыхание.
