Джорджи никак не могла подключить свой злосчастный мобильник. Сет забрал у нее кабель и сам подключил:
– Я распечатал то, что мы вчера наработали. Хочешь взглянуть?
Нил сказал, что вчера вечером Джорджи разговаривала с ним как-то не так. Неужели догадывается?
Откуда ему догадаться? Каким образом?
Какие ее слова могли бы натолкнуть его на невероятную, но совершенно правильную мысль, что Джорджи говорит с ним из будущего?
Она тщательно следила за своими словами. Никаких реалий 2013 года. Ни слова об Интернете. О локальных войнах. Об их дочерях. Она не пыталась предупредить Нила об обвале рынка и событиях 11 сентября 2001 года.
– Ты сегодня говоришь… как будто это не ты, – сказал Нил после их получасового разговора.
– С чего ты это взял?
Попробуй быть самой собой, когда говоришь с призраком! Или, хуже того, с плодом собственного воспаленного воображения.
– Я не знаю. Просто по ощущениям.
– Что изменилось? Голос у меня стал ниже?
Это он вполне мог заметить. Как-никак сейчас она была на пятнадцать лет ближе к менопаузе.
– Может, это у меня после рева, – попробовала пошутить она.
– Нет, что-то другое, – сказал Нил. – Ты какая-то… очень осторожная.
– А ты раньше не замечал? Я действительно очень осторожная.
– И еще мне показалось… ты как будто ни в чем не уверена.
– Так оно и есть.
– Джорджи, тебе это не свойственно. Твоя отличительная черта – уверенность во всем.
– Знакомая фраза, – засмеялась Джорджи. – По-моему, из «Стальных магнолий».
– Ты знаешь, как мне нравится Салли Филд
[20]. Я даже извиняться не буду.
Она совсем забыла, что тогда Нил был без ума от Салли Филд.
– Я знаю все твои грязные секреты, – засмеялась Джорджи. – Тут не обошлось без «Гиджета»
[21].
– Она тут ни при чем. Мне помогала «Летающая монахиня»
[22].
Неужели Джорджи в свои двадцать два года производила впечатление уверенной во всем?
У нее был план.
У нее всегда были планы. Это она обожала: составить себе план и следовать ему… пока какие-нибудь серьезные причины не заставят изменить курс.
Нил был ее противоположностью. Океанография – его главный план – доставляла ему сплошные разочарования. Он больше не строил планов, а просто держал глаза открытыми и ждал, когда жизнь сама подбросит ему какое-то новое занятие.
Джорджи всерьез решила ему помочь. Она умела составлять планы, Нил обладал другими полезными качествами. Их тандем казался ей очень успешным.
– А ты мог бы этим зарабатывать на жизнь, – сказала она в один из вечеров, сидя в отделе оформления.
Они тогда еще не начали встречаться.
– Чем? Развлекать тебя? – спросил Нил. – Интересное занятие. И какой доход оно мне принесет?
Джорджи сидела напротив него. Она всегда садилась напротив него, прислоняясь к чертежному столу.
– Нет. Я про твои карикатуры. «Остановить Солнце» – это же профессиональная серия. Я так и думала, что у тебя контракт с каким-нибудь газетным синдикатом.
– Ты очень добра, – сказал Нил. – Сильно заблуждаешься, но очень добра.
– Я говорю вполне серьезно.
– Этим не заработаешь. – Нил нарисовал сурка и теперь пририсовывал ему сигару. – Так, почеркушки. Занятие, когда некуда деть руки.
– Значит, карьера Мэтта Грейнинга
[23] тебя не привлекает?
– При всем уважении к нему – нет.
– Почему?
– Я хочу заниматься настоящим делом, – пожал плечами Нил. – По-настоящему серьезным делом.
– Смешить людей – это очень серьезное дело. Многие берутся, но не у всех получается.
Уголок его рта дрогнул.
– Здесь пальма первенства принадлежит тебе.
– По-твоему, я тоже занимаюсь сценариями, потому что мне нечем заняться?
– Хочешь честный ответ? – спросил он.
– Конечно.
– Тогда да.
Джорджи выпрямилась и сложила руки на столе:
– Значит, ты думаешь, что мои мечты – напрасная трата времени?
– Я думаю, что твои мечты были бы напрасной тратой моего времени, – сказал он. – Мне бы это счастья не принесло.
– А что могло бы принести тебе счастье?
– Если бы я знал, то здесь бы не сидел.
Глаза Нила были искренними и полными боли. Слишком искренними для ярких ламп, для этого помещения в цокольном этаже студенческого союза. И наверное, слишком искренними для этого разговора. Казалось, Нил не замечал, как тушь с его пера капает на поля рисунка.
– Я говорю вполне серьезно. Если бы я понял, что́ сделает меня счастливым, я бы не стал терять ни минуты. Я бы сразу двинулся в том направлении. Думаю, так оно и будет.
– Я тебе верю, – сказала Джорджи.
Нил улыбнулся и опустил глаза. Их выражение тоже изменилось.
– Прости. У меня было слишком много свободного времени. Это действует на голову.
Джорджи ждала, пока он не возобновит работу. Потом сказала:
– Ты бы мог быть врачом…
– Наверное.
– У тебя руки врача. Я так и вижу, как ты аккуратно зашиваешь пациента после операции.
– Интересное наблюдение, – пробормотал он. – Но все равно спасибо.
– А как насчет юриста? – (Нил покачал головой.) – А вождя индейцев?
– Не вижу никакой связи.
– Это у меня так… вырвалось, – призналась Джорджи. – Как-то больше не придумывается… Детская считалка в голове вертится: «И пекарь, и мясник, и удалой свечник».
– Вполне хорошие профессии. Пекари всегда нужны.
– И даже свечники в нашем залитом электричеством мире, – добавила она.
– Вообще-то, есть у меня одна мыслишка. – Нил на секунду поднял голову, потом снова склонился над рисунком. – Я думал о вступлении в «Корпус мира»
[24], – сказал он, облизывая губы.
