– Кир Исайя, ты цел? – я заставил книжника лечь, в его лодыжках зияли глубокие царапины. Понадобился яд двух медных змей, чтобы очистить кровь наставника.
– Воистину, у победителей и раны не болят… – обняв мешок со своими ценными манускриптами, евнух мужественно терпел жгучее лекарство.
– Что будем делать? – кир Лев обежал голый берег, заглянул в жерла пещер, куда нам предстояло отправиться. Темные проходы, выбитые в толще скалы, звали в иные миры. Они походили на распахнутые каменные рты, заполненные пережеванными письменами. Читать тексты было непросто, указующие руны скрывались в блеске драгоценных камней. Дымчатые хризолиты, сонные смарагды, неспелые рубины сочились из стен, звали наклониться, но никто из нас не прельстился.
– Желчь к желчи… кости к костям… – страшно захрипел кир Дрэкул. На губах его лопались розовые пузыри, пальцы скребли по камням, тело изогнулось и принялось биться, как вытащенная на берег рыба. Мы с дядей Львом подскочили, подложили под голову наставника мешок, но туловище не тронули. Из яйцеклада горгоны кровь вылетала густыми комками.
– Неужели он решил умереть? – заволновался Исайя. – Ах, как не вовремя!
– Кости к костям… жилы к жилам…
– Почтенные киры, отвернитесь, – скомандовал я, и принялся стаскивать рваную тунику.
– Эгемон, прошу тебя. Позволь, я это сделаю, – вызвался кир Лев.
– Нет, только я сам! – осадил я верного друнгария. Несомненно, дядя лучше, чем я, годился для задуманного, в нем кипело немало жизненной силы, или маны, как порой называют в трактатах эту неуловимую субстанцию, и кроме того, дядя видел в походах, как это делается. Обычно раненые маги используют здоровых рабов, или пленных, их не жалко. Дядя был крепче меня, но потеря маны – процесс незаметный, и по-своему сладкий, как погружение в детский сон.
– Жилы к жилам… ногти к ногтям…
Наставники отвернулись. Обоим знатным мужам хватило ума не подглядывать за темным действом. Я разделся, очертил вокруг мятущегося учителя на песке нужную фигуру. В заплечном мешке некроманта имелось все нужное для проведения Изгоняющих ритуалов, но любой, сунувший руку в мешок, мог остаться без пальцев. У меня уцелели лишь огарки свечей, пара пузырьков со снадобьями, несколько засушенных предметов, названия которых я не доверю языку плебса. Предстояло рискнуть, хотя любой чернокнижник с детства привыкает к близкой тьме. Я скинул одежду, и блики от озера жадно кинулись ко мне, точно похотливые сирены. А я приблизился к учителю, обнял его, и стал кататься вместе с ним, повторяя нужные слова.
– Ногти к ногтям… кожа к коже… слезы к слезам…
Удержать щуплого мага в объятиях оказалось трудной задачей. Моя кожа покрылась инеем, сердце едва не остановилось от мерзкого холода, кисти и пятки онемели. Кир Дрэкул жадно пил, я щедро отдавал, и чувствовал, как мое тепло перебирается в него. Потом я услышал, как размякшие мышцы стали медленно выталкивать костяное копье. Наставник скрипел зубами, его лицо неуловимо быстро менялось, я старался не смотреть, дабы случайно не встретиться взглядом. Дрэкул разбил мне в кровь губы, но я не отклонялся, я выдыхал ему в нос, стараясь ни в коем случае не вдыхать его дыхание. Когда играешь черными против смерти, важно – не увлекаться, не атаковать слишком глубоко в тылу противника. Противник самый серьезный, еще никто у него не выиграл, и никто не играл белыми. На белые в таких партиях можно не рассчитывать. Зато черные фигурки могут глубоко проникать в оборону, порой слишком далеко. Немало юных знахарей, едва овладевших азами рифмованных лабиринтов, погибло, пытаясь спасти безнадежного больного. Кир Лев – отважный, сильный, бесстрашный флотоводец, именно поэтому я его заменил. Он не сдержался бы там, где следует быть робким.
– Зубы к зубам… губы к губам… – некромант шептал все слабее, зато костяной кол вибрировал в его спине.
Я ощутил непреодолимое желание задремать, и продолжать обнимать учителя. От него так сладостно пахло, будто расцвел самый желанный цветок. Вся суета и страхи потеряли смысл, идти стало некуда, радостный покой напоил все члены тела. Вдыхать радость и спать. Вдыхать покой и спать…
Я отстранился чуть позже, чем надо, но все же успел. Ладони уже начинали кровоточить, лицо горело, моя кожа почти слилась с кожей некроманта, даже под одеждой. Я оторвался, а раненый наставник гневно замычал. Он готов был выпить меня до дна, иссушить до состояния арбузной корки, и только потом заметил бы, кого ненароком убил. Но сын дуки Закайя хорошо усвоил уроки. Сердце мое отбивало тяжелую дробь, в такт с сердцем учителя. Кир Дрэкул улыбнулся мне сквозь боль, затем вывернул руку назад и вытащил из спины острие, давно убившее бы обычного человека. Плащ сросся, не оставив швов.
– Хорошо, эгемон, – сухими губами произнес учитель. – Кровь за кровь. Я думал, что я кровный должник Андруса Закайя, но теперь я должен и его сыну. Умоляю тебя, молодой эгемон, обещай мне, что никогда больше так не поступишь.
– Если мой друг и наставник в беде… – я разозлился. Я хотел сказать, что достаточно взрослый, и не нуждаюсь в нравоучениях. Кроме того, я прекрасно себя чувствовал, даже кровь не пошла носом, как случалось прежде.
– Клянусь чревом Ваала, – шепотом перебил меня Дрэкул. – Воистину, ты мой господин, но так же верно и то, что я сам убью себя, если ты еще раз попытаешься отдать мне ману. А теперь займемся делом, молодой наместник.
Хотя дальше моста ни отец, ни кир Дрэкул меня не водили, я давно выучил, что следует делать. Развязал поясной карман, нежно разбил глиняный горшок, обнял ладонями крошечного вампира и доверил ему формулу Ночного братства. Слабые крылья затрепетали, коготки задергались. Мышь искала силу, я подставил теплую вену. Быстро насытившись, вампир вспорхнул к темному потолку пещеры, но далеко улететь не смог, ведь я намотал на запястье тонкую нить. Мышь пометалась и юркнула в левый коридор, точно в глотку земляного червя. И тут я совершил ошибку, забыл разжечь болотный огонь. Поэтому первый же шаг едва не лишил меня жизни, Лев схватил меня и отшвырнул назад. Я не успел оскорбиться, ведь пропасть сухого колодца разверзлась под ногами.
– В который раз убеждаюсь, насколько мудры весталки, – прошелестел некромант. – Кир Исайя, ты едва не погиб, но без тебя мы не продвинемся и на стадий. Со мной нет ученика, хранившего память рун.
– Что я должен делать? – встрепенулся книжник.
– Искать знак Привратника, – учитель выплюнул кровь, подержался за грудь, выздоровление давалось ему нелегко. – Читать, когда встретятся важные письмена. Но не вздумай произнести хоть слово вслух, здесь наверняка полно охранных заклятий. Я не знаю мертвые языки так, как их знаешь ты. Но мне отчасти знакомы те, кто на них говорит.
– Обычные факелы не годятся, – на сей раз я остановил дядю Льва, тот уже собирался поджечь промасленную паклю.
Мы с большой осторожностью вскрыли сосуд с холодным синим пламенем. На приготовление малого количества болотного огня ушли тысячи поющих жаб и могильных светляков. Своды коридора осветились призрачными бликами, стали видны замурованные боковые ходы и забытые всеми усыпальницы. Но главное – стали видны ловушки. Здешним воздухом долго не пользовались, он стал шершавым и ломким, как кости неудачников у нас под ногами. Пахло сладко, но это был аромат масел, которыми пропитывают саваны. Чем глубже мы забирались, тем чаще истлевшие трупы салютовали нам скрюченными пальцами. С одного из них, великана, застрявшего в капкане скрытой расщелины, друнгарий Лев снял отличную бронзовую палицу, шипы которой при нежном поглаживании прятались, подобно кошачьим когтям.
