– Мокряки, слабаки, подлые и глупые, – презрительно пробурчал Оракул. – Вожатая, когда выметем мусор, советую впредь содержать дом в сухости.
Где-то наверху завыл, заворчал Хонси. Раздался звук, будто вывалили на пол пустую стеклотару, а затем – сдавленное клокотание, будто кому-то сдавили горло.
– Прокляни их, великая Баст! – Привратник оперлась на руку Ольги и двинулась вперед.
«Гости» вступили в изогнутый зал, в котором, будь он снаружи, мог бы поместиться весь бабушкин дом. Стены украшали причудливые барельефы и мелкая лазурная плитка. Квадратики в мелких золотых узорах, занимали даже далекий сводатый потолок. Узоры шевелились, слагаясь в буквы, похожие на арабские или еврейские.
Цесарио с рычанием устремился вперед; под взглядом Привратника кот тоже ненадолго показался в истинном свете. Несколько секунд Женька с отвисшей челюстью, наблюдала не горбатого мужчину и не мощного тигра, а нечто иное, – красивую, грозную общность обеих ипостасей.
Не успел караульный опять стать человеком, как самозваные охранники Женькиного дома кинулись на гостей со всех сторон.
Глава 17. Под нижним небом
Мы высыпали в самый центр шестиконечной звезды. Одна из калиток Нижнего мира, звезда составляла в диаметре не меньше десяти локтей. Ее шершавая поверхность переливалась мириадами мелких мозаичных плиток, в узоре преобладали мрачные тона тлеющих углей. Вы когда-нибудь обнимали живую дверь? В то недолгое время, пока я лежал на застывшей терракоте, я ощутил, как звезда дышит. Отверстие, откуда мы выпали, слишком быстро свернулось раковиной, но изрядный вздох ветра вместе с нами прорвался в покои нерожденных, и теперь никак не мог успокоиться, точно потерявшийся птенец. Нас трепало и швыряло из стороны в сторону, словно опавшие листья.
– Берегись! – Воскликнул кир Лев, но еще до его команды мы вскочили, сплотились спиной к спине, и стали подобны восьмирукому идолу из страны Благовоний.
Над нами метались миллионы ярких светляков, однако дядя зря тревожился, эти жучки нам не угрожали. Позже я поймал несколько штук, они тотчас рассыпались в ладони. Болотный огонь в моем горшочке иссяк, зато голубые светляки кружили неистовым вихрем, они заменяли звезды Нижнего мира, навсегда лишенного солнца. Как потом выяснилось, под их чахлым светом кожа человека постепенно приобретала бледную змеиную пестроту, но самые печальные изменения происходили под кожей. Хвала Многоликой, нам не пришлось долго гостить в царстве тоски, однако кое-что не покинуло меня даже месяц спустя…
А еще здесь было крайне непросто дышать. Все мы, даже Дрэкул, втягивали воздух открытыми ртами, точно загнанные кони. Слишком слабый неустойчивый эфир, годный разве что для овчаров, гоняющих скот по заснеженным склонам. Я ощутил себя глубоким стариком. Перед глазами роились огненные мухи, каждый вдох разрывал грудь.
– Мы в чем-то ошиблись… или кто-то толкает нас на неверный путь… мы вошли не в тот покой, – Дрэкул говорил с усилием, отдыхал после каждой фразы. – В прошлый раз я попал сразу на площадь Зеркал…
Никакой дворец поблизости не блистал радушием. Наверняка в громадной пещере мог поместиться весь Золотой Рог, и бушующий Дымный понт, и вся эскадра императора. Место, куда нас вынесло вихрем, больше всего походило на исполинский колодец, а мы, словно жалкие травинки, пытались удержаться на отвесной стене. Откуда-то сверху, с невидимого свода пещеры свисали невероятных размеров колонны, будто облизанные влагой. Небо Нижнего мира скрывалось за облаками тумана. А по центру колодца, среди туч светляков, бесконечным веретеном повис дивный город, прекрасный и ужаснейший в одно время, детально описать который мне не хватило бы слов. У русов есть поговорка – не поминай к ночи имя того, кто ворует солнце. Поэтому и мне не хотелось бы повторять истинное имя царства, одну из столиц которого мы посетили.
– Лодочники уже почуяли нас, это хорошо, – на ладонях некроманта вспыхнули и погасли сиреневые молнии. – Будьте учтивы, вежливы и покорны.
– Наш эгемон не должен гнуть шею перед нечистью, – возразил дядя Лев. Его грудь хрипела, словно рваные кузнечные мехи.
– Но тогда наша участь – сгинуть от голода на этой скале, – философски заметил некромант. – Эгемон, прошу тебя, не отходи никуда один, здешняя пустота высасывает силы.
Я вспомнил. В библиотеке Иллируса висел пергамент, доставленный из шелковой страны Хин, там изображались лесистые горы, такие же, как милые вершины Таврии, но хинские горы тамошние землепашцы изрыли, точно термиты. Табуллярий Фома, мой скучный и въедливый наставник, объяснял, – это называется террасами, там засевают овощи, потому что у горцев всегда мало места, и нужен полив, но наши жирные владельцы не желают тратить серебро, строить водяные колеса и ровнять склоны…
Мы очутились на одной из сотен террас, гигантскими ступенями обрывавшихся в пропасть. Только на здешней террасе никто не вырастил бы и луковицу. Единственным ярким пятном на фоне бурого песка выступала диковинная шестилучевая звезда, на которой мы стояли. Из хрустящего песка торчали стволы уродливых деревьев. Лысая роща зацепилась за склон, противно скрипела голыми ветками, на которых вместо листьев росли шипы. Под деревьями ползали комковатые создания, похожие одновременно на гигантских жаб и верблюжью колючку. Покрытые слизью многоножки спускались по бугристым стволам и шустро прятались в норы. За колючей рощей бурлил ручей, вода стекала с террас, расположенных выше, наполняла крошечный пруд, чтобы низвергнуться из него еще ниже в пропасть.
О боги, что это была за вода! Озерцо переливалось оттенками алого, из него били фонтаны, на поверхности лопались пузыри. У меня возникли сомнения, что здесь удастся утолить жажду. С каждым дуновением ветра нас точно окутывало облако серы. Из тумана доносился низкий вой, и некое подобие музыки, точно флейтисты играли мелодию наоборот. Высоко над головой, редко взмахивая четырьмя крыльями, проплыла пузырчатая тварь, которую я не хотел бы взять в руки.
– Какая грозная красота… – прошептал Исайя. – Мои невзгоды стоили того, чтобы это увидеть. Друзья мои, мы точно… мы точно на вершине Седого перевала… ты знаешь, эгемон, это там, где самые северные сигнальные костры. Там так же трудно говорить, и почти невозможно носить поклажу…
Даже пара слов вызвала у толстяка одышку, он сипел и рвал застежки слишком тесного нагрудного доспеха.
– Исайя, ты не знал истинных невзгод, – сквозь зубы пробурчал дядя Лев.
– Почтенные киры, здешним обитателям не так важно дышать, как нам, – успокоил Дрэкул. – Идемте ближе к краю, надо чтобы лодочник нас заметил. Мне не нравится эта почва под ногами… Эгемон, что бы ни спросили, заклинаю тебя, думай только о новой коже. Не сомневайся, твои мысли будут услышаны.
Порой я готов был возненавидеть наставника за его ловкую и коварную способность связать в один узел ответ и вопрос. Как я могу думать о доспехах, если даже не знаю, у кого их просить? И чем я могу расплатиться, кроме грязного хитона и верного меча?
