Стать клинком, кажется так, сказала весталка, клинок режет лед.
Мы сгрудились спина к спине на дне каменной чаши, размером схожей с солнечными часами, что украшают мозаичные форумы Херсонеса. Неровные мокрые стены, заросшие озерной травой, вздымались вокруг нас на тридцать локтей. Вода с ревом утекала в щели, но взамен сверху уже лились новые потоки, грозя нас утопить. Мои зубы стучали, как у несчастных солдат, напившихся заразной нильской воды. На высоте полета ласточки угадывался морщинистый свод пещеры. По своду скользили отблески костров. Неизвестный колдун, создавший врата, спрятал их идеально. Наверняка не нашлось бы безумцев, отважившихся нырнуть в ледник подземного озера. Под ногами, в комьях водорослей, трепыхались полупрозрачные рыбы, пресноводные раки и прочие мерзкие создания, никогда не встречавшие рассвет. У меня не осталось болотного огня, зато под потолком пещеры зажглись тысячи знакомых светляков. Позже я разглядел их ближе, и даже поймал несколько штук. Тысячи и тысячи потревоженных жуков взлетали и кружились, раскрашивая наши лица узорчатыми сполохами.
– Скорее, эгемон, за мной, мы утонем! – кир Дрэкул указал на ступени, выбитые в скользкой стене.
Я обернулся. Врата очутились у меня за спиной. По влажному дереву текли ручьи, лаская фигуры незнакомых созвездий. Я узнал лучника, трирему, посох, и слегка успокоился. Они не спрятались, но вместе с диском переместились на правую створку. Лишь знак Привратника, древнейший союз меча и магии, не изменился, его перекрестие так же обнимало центр врат, будто намертво сросшийся засов. Рев усилился, волной меня едва не сбило с ног. Мне показалось, мое мужское естество спряталось где-то в селезенке, такой холодной была вода. Перекрикивая грохот струй, Дрэкул взбирался по узким, едва заметным ступеням.
– Быстрее, эгемон, заклинаю вас, нам нечем разогнать кровь!
Сообща с дядей Львом, мы с двух сторон подхватили толстяка Исайю, и повлекли за собой. Это оказалось непросто, мы дважды едва не сорвались вниз. Хорошо, что Исайя носил на поясе кнут, его единственное оружие. Связав концы кнута, нам удалось закрепиться на остром уступе. Мы вывалились за край бурлящего котла, и лежали без сил, наблюдая кружение сотен тысяч светляков. Стихия теряла ярость. Мирное зеркало едва слышно плескалось у ног, надежно похоронив врата. Вдали виднелась нежно-голубая щель, похожая на сжатый в ухмылке рот. Небо! Как сладко оказалось вновь увидеть небо.
– Я слышу запахи сытого стада, – кир Лев мелкими глотками втягивал прохладный воздух. – Это молодые быки, как странно. Возможно, внутри горы пастухи укрывают стада от бури? Быть может, там наши враги, готы?
– Ты прав и не прав, друг мой. Подозреваю, мы во многих днях пути от любимого тобой моря. Здешние жители слышали о Германарихе, и даже воевали с ним, но их заботы не сплетаются с нашими… Мы должны идти к солнцу, если не хотим окоченеть, – Дрэкул поправил скудную поклажу у меня на спине. – Я говорил с мастерами Огня, но следует помнить, с нами тогда был толмач, угадавший местный язык. Сегодня вся надежда на тебя, кир Исайя.
– Я сделаю, что смогу, – зубы моего старшего наставника лязгали, точно кованые колеса по булыжной дороге. – Но если я потеряю голос…
– Смотрите, камень осыпается, это красный песчаник, – заметил Лев. – Песчаник столь мягок, что ноги сами рисуют в нем тропу. Но я не вижу следов человека.
– Этой дорогой гоняют скот к подземному водопою, – кивнул Дрэкул. – Когда наверху буря, либо когда близко враги.
Мы трусили рысцой по узкому проходу, и кровь постепенно согревалась в жилах. Нежное мерцание не позволяло верно оценить границы пещеры, но меня радовало дыхание жизни. Здешняя тьма не являлась частью Нижнего мира. Сверху капала вода, в лужицах клубились черви, метались головастики, по застывшим каменным дождям бродили слизняки. Свет костров приближался, но дым не выгрызал нам ноздри. Это казалось странным, очевидно, в своде пещеры имелся дымоход. Где-то с шумом падала вода, заглушая прочие звуки. На нас могли наброситься, никак не обнаружив себя.
– Похоже на готскую бляху, – мой зоркий дядя на бегу подобрал из красного песка кусок металла.
– Это не готы, – Дрэкул скинул капюшон, острые кончики его ушей вздрагивали. – Если мы будем учтивы, возможно, нас не убьют.
– Возможно? – прорычал Лев. – Так тебя уже пытались здесь прикончить?
– Я уже сказал, что мы тогда заплатили дорогую цену. Те, кто служит мастерам Огня, они нападут. Если мы продержимся, то нас возможно выслушают.
Аромат копченой рыбы выкручивал мои внутренности. Впервые за время бегства я осознал, насколько голоден. Весталки добавили мне лет, но никто не позаботился сунуть мне за пазуху кусок пресной лепешки.
– Продержимся? – на бегу переспросил кир Лев, – означают ли твои слова, что грязная чернь поднимет руку на владыку таврийской фемы?
– Сожалею, друг мой, но для тех, кто обедает у костров, наш Андрус Закайя – никто.
Дрэкул говорил правду, как бы больно она меня ни ранила. Именно в этот момент меня посетило запоздалое прозрение. Я не воспитан пифией, меня учили смотреть вперед, но не за край. Однако будущее рождается с нежной кожей, и порой запутывается в наших колючих снах. А мои сны с детства проросли шипами, мне назначалась кольчуга воина, а не шелка придворного виночерпия. Поэтому отцовский звездочет скребся порой рано утром в дверь опочивальни, чтобы выпросить у сына Закайи крошки будущего. Мне было не жалко, я охотно делился со старцем тем, что успел вынести из царства Морфея. Вот и сейчас я взглянул сквозь чащу дней, и увидел, что колдовской волной смыло не только прибрежные поселки. Смыло надежды на отцовский жезл и государственную печать. Я видел беременные золотом суда, приседающие в изумрудных волнах понта, триумфальные венки над дунайскими крепостями, но штандарт Закайя не развевался больше над воротами Херсонеса. Сердце мое рвалось, родина выплюнула меня, будто вишневую косточку, но не замечал я пока жаждущей почвы, где мог бы пустить росток. Но что я мог поделать, проклинать Свиток, проклинать прорицателей? Разве вправе мы сетовать на судьбу, пока она не отняла у нас способность дышать и сражаться?
– Тише, я что-то слышу, – кир Лев прильнул на миг к камню, меч уже блистал в его руке. – К нам бегут собаки, или волки, окружают.
Я тоже выхватил оружие. Свет костров стелился бликами по морщинистому потолку. Мы почти успели, но не зря шутят, что «почти» не считается. Особенно, когда играешь в кости с судьбой.
Они приближались слишком быстро.
– Это не собаки, – успел произнести кир Исайя, до того, как первая тварь прыгнула, целя ему в горло.
Глава 28. Под небом золотым
Пока катили по живописным переулкам, мимо вывесок с сапогами, бубликами, шляпами, складывалось ощущение, что местные жители заранее заняли все углы, побросали работу и стремились нарочно попадаться на глаза. Парадно одетые мужчины приподнимали шляпы, разряженные женщины чуть приседали, военные отдавали честь. Дети подпрыгивали и махали, мальчишки орали вослед, и пытались прокатиться на запятках. Но гораздо чаще встречались другие люди, мужчины в грубых рубахах, женщины в платках и скромных сарафанах. Эти держались поодаль, глазели жадно, а если кланялись, то в пояс, прижимая правую руку к левой стороне груди.
