У Женьки екнуло где-то в груди, и вспотели руки. Перед тем, как взять из рук Вестника конверт с потрепанными фотокарточками, она дважды вытерла ладони. Кресло бережно опустило гостью вниз, и попыталось подкрасться к накрытому столу, но дворецкий удержал его за спинку.
– Вожатая… – как зачарованная, прошептала Женька, вглядываясь в снимок. Далекая прапрабабушка выглядела наверняка именно так, как полагалось выглядеть юной богатой аристократке, заехавшей в фотоателье. Девушка стояла очень прямо, на фоне нарисованных пальм. Длинное платье колоколом, узкий лиф с завышенной талией, рукава с рюшами, меховая горжетка, мелкие темные локоны. Прапрабабушке на снимке едва ли стукнуло двадцать, она старалась смотреть строго, но губы и ямочки на щеках выдавали с трудом удерживаемый смех. Женечка жадно скользила глазами, высматривая каждую мелочь, непроизвольно пытаясь уловить сходство между собой и далекой прародительницей. Почему-то ее разочаровало, что Леопольдина была брюнеткой. Ведь мама и бабушка передали Женечке по наследству волосы длинные и русые, которые до болезни волей-неволей приходилось заплетать в косы…
– Вы похожи на нее, – как всегда, угадал ее мысли Оракул. – Но она иначе питалась, и никогда не загорала. Не ищите сходства, просто почувствуйте родную кровь.
Левую руку бабушка держала на резной спинке стула, но кто сидел на стуле, рассмотреть было невозможно. Вероятно, это был мужчина, угадывался краешек темного пиджака или сюртука. С этой стороны снимок был беспощадно отрезан. Женечка перевернула листок. Среди коричневых разводов виднелась выцветшая печать с вензелями, и печатные буквы «Центральная фотография Р. Шарля, Невский 78». Женечке страшно не хотелось отдавать карточку. Она вдруг поймала себя на странном ощущении. Прежде, разглядывая старинные газеты со снимками, или кинохронику, она всегда чувствовала себя неуютно, потому что все эти люди, в шляпках и цилиндрах, на лошадях и палубах дымящих пароходов, – все они давно умерли. Они жили, дышали, любили, смеялись, а теперь их нет, даже кости истлели в земле.
И вот… впервые, трогая старый студийный снимок Евгении-Леопольдины, будущая Вожатая обнаружила, что не все так однозначно. Не все так страшно. То есть Евгения-Леопольдина, конечно же, давно покинула этот мир, неизвестно даже, где и как она умерла, но она успела выйти замуж, она была счастлива и родила детей, а ее дети снова родили детей, и так далее, пока шестнадцать лет назад не родилась Женька, и в этом обыденном круговороте открылся тайный, чистый и великий смысл. Смотреть на фото совсем не было противно или грустно, Леопольдина Бергсон вовсе не умерла, она находилась все время рядом, и супруг ее, Томас…
– Томас Бергсон, – хрипло произнесла Женька, поглаживая мизинцем краешек его суконного кителя. Никакой не пиджак и не сюртук, а вовсе даже парадный китель, надетый в выходной день нарочно по случаю поездки в фотографическое ателье. – Его звали Томас, так? Он был военный?
– Вы меня с ума сведете, – Ольга едва не поперхнулась чаем. – Я не ожидала, что так скоро…
– Хвала Изиде, я говорил, что она проснется! – Оракул издал победную трель, нечто вроде напева полковой трубы. – Вестник, на Золотом Роге все способности активизируются, нам следовало об этом помнить!
Женька с трудом оторвалась от фотоснимка.
– Удивительно, что вы угадали его домашнее имя, – покачала головой Ольга. – Доподлинно известно, что отец барона Бергсона тоже состоял на государственной службе, принял православие и российское подданство. А сын его был записан Тимофеем… Кстати, именно под нажимом, и будем говорить прямо, по вине супруга, Евгения-Леопольдина осталась в России. В вашей сфере. Это их решение привело позже ко многим печальным последствиям. Свидетельств тому немало, в библиотеке сохранилась переписка.
– Осталась в России? – нахмурилась Женечка. – Вы про революцию говорите? Это когда все богатые от большевиков бежали?
– Кто-то бежал, кого-то нам удалось спасти, – Оракул нервно хихикнул. – Наконец-то ваша милость изволит проснуться… Вестник, их высокопревосходительство уже здесь.
Женечка вскочила вместе со всеми, и попыталась непринужденно изобразить книксен. Перед ней слегка склонился тот самый краснолицый, пышущий здоровьем старикан, которого она уже видела в зеркалах. В рядовом зеленом френче, галифе, вооруженный короткой, почти декоративной саблей. Скромным он казался лишь на первый взгляд, от этого человека за километр разило властью. Какое-то у него еще имелось оружие, невидимое, очень хорошо скрываемое, вроде змея в рукаве. Собственноручно зарубил грифона, вспомнила Женька, покосившись на здоровенную ручищу канцлера. Девушка вздрогнула.
– Девица Евгения Бергсон?
Женечка кивнула. Даже не стала спорить, что это давно не ее фамилия. Язык прилип к гортани. Захотелось вдруг заплакать.
– Преотличненько. Чернильница с вами? – канцлер одним пальцем приподнял Женечке подбородок, заглянул в глаза. И сразу стало не страшно. Еще не старый, очень сильный человек умел читать в голове. Не так детально, как Оракул, но обманывать его не стоило. Ни в коем случае. И шутить над ним не стоило.
– Так точно, Ваше Высокопревосходительство, – Ольга держала в руках дорожный саквояж.
– А-атличненько. Так прошу к столу, и без церемоний, по-домашнему, – канцлер махнул поварятам, те кинулись открывать супницы. – Как раз с вчерашней охоты, паштетик заячий, грузди в сметанке, олень с брусничным маринадом, рекомендую, а-атлично мой Гришка постарался. А вот рябчики купеческие, налим на углях, жаркое строгановское, артишоки под горчичным соусом… Уж извиняйте старика, гостей не ждал, чем богат, то на столе.
Офигеть, подумала Женька. Гостей он не ждал, тут вшестером не доесть. Кресла наперегонки бросились к столу, будто кушать позвали именно их. Вспыхнули гирлянды свечей. Женька успела заметить, что клерки на потолке пропали, перевернутая канцелярия опустела. В зеркалах отражались новые персонажи, но гостья не успела их разглядеть. За столом допустила несколько грубых оплошностей, начисто позабыв все, чему учила служанка Марта. Во-первых, попыталась сесть раньше, чем обладатели дворянских титулов, но была остановлена шипеньем Оракула. Попыталась сама себе налить морса из графина, пришлось выдержать короткую схватку с осанистым лакеем в ливрее и буклях. Сильный лакей победил, но никуда не ушел, а нудно маячил за спиной в течение всего завтрака. Попыталась рукой взять ножку какой-то запеченной птички. И едва не выронила мясо себе на платье, наткнувшись на круглые глаза Ольги. Пришлось вооружиться изящным позолоченным ножичком, и одной из четырех вилок, разложенных подле тарелки. Женька предусмотрительно подглядела, каким прибором орудуют другие. Ей зверски мечталось попробовать заячий паштет и маринованную оленину в бруснике, но как назло, никто из старших не интересовался деликатесами, а коварный лакей за спиной наверняка помешал бы схватить мясо пальцами.
– Прошу отведать, чем Бог послал, – Канцлер улыбался, сам наливал Ольге вино, и Женечке тоже плеснул, и даже Оракулу, и сам басом расхваливал какие-то особые разносолы, но будущая Вожатая чувствовала, что ее изучают и разбирают на части, и самое главное только начинается.
