Новая серьзеная проблема нашего вида состоит в том, что мы явно и осознанно переживаем свою смертность. Так называемая «теория управления страхом смерти» говорит, что процесс осознания собственной смертности вызывает прямой конфликт с нашим инстинктом самосохранения, и конфликт этот порождает парализующий, экзистенциальный страх24. Мы пытаемся преодолеть этот страх, отыскивая безопасность и стабильность в мировоззрении, которое используем как «буфер тревоги». Прочные рамки идеологии помогают нам стабилизировать чувство самоуважения и на эмоциональном уровне, например через религиозную веру, сопричастность к общим ценностям, ритуалы и образ жизни, основанный на более или менее строгих правилах, разделяемых и другими верующими25. Эмпирические исследования показывают: чем меньше мы способны подавить информацию о своей смертности, тем сильнее идентифицируемся с избранной нами идеологической системой.
В этом контексте я хотел бы ввести понятие «адаптивной системы бреда». Это, опять же, может выглядеть намеренной провокацией, но и здесь я стремлюсь не вызвать полемику, а четко и объективно сформулировать важную мысль. С точки зрения психиатрии, бред – это явно ложная идея, сопровождающаяся сильным субъективным чувством уверенности, не опровергаемая разумными аргументами и эмпирическими фактами. Бредовая система – это целая сеть взаимосвязанных убеждений, которые может разделять одновременно множество людей. С точки зрения психиатра бред нарушает образ жизни пациента и является причиной психического напряжения – относительно религиозных систем такая связь с вредоносными эффектами традиционно отрицается (или дипломатично замалчивается). Однако при ближайшем рассмотрении такое отрицание, конечно, ошибочно. О том, собственно, и речь: уменьшение интеллектуальной честности ведет к потере автономии и гибкости. Это не раз в истории приводило к политическим и военным катастрофам, к диктатурам и войнам. Верно, что в краткосрочной перспективе такие системы верований эффективно уменьшают субъективное страдание отдельного человека. Они служат утешением, делают возможными интенсивные групповые переживания вместе с созданием чувства защищенности в ненадежном мире. Они, в некотором смысле, метафизическое плацебо, применяемое в экзистенциальной паллиативной медицине. Моя ясная и безусловно понятная мысль в следующем: временное, краткосрочное укрепление чувства самоуважения отдельной личности снова и снова влечет невероятный рост страдания на глобальном уровне.
Почему я называю систему самообмана «адаптивной»? Это означает, что она постепенно приспосабливалась к выполнению позитивной адаптивной функции. Адаптивная система самообмана – это попытка адаптироваться к неожиданному вызову, к новой опасности во внутреннем или внешнем мире индивидуума. Такой опасностью может, например, стать внезапное и выраженное в явном виде осознание своей смертности. Исторически религия тоже берет начало в похоронных обрядах, похоронном инвентаре и культах предков, то есть в системных формах отрицания собственной смертности – в стратегиях, направленных на то, чтобы справиться с осознанием своей конечности. Говоря об адаптивной системе самообмана, в то же время косвенно подразумевают психическое здоровье и болезнь. Таким образом, интересным новым познанием могло бы быть то, что, особенно на психологическом и социокультурном уровне, эволюция, по-видимому, произвела успешные формы психических заболеваний.
Интересно это тем, что напрямую связано со стремлением к целостности: возможно, в нас существуют процессы, искажающие самость с самого рождения именно в том смысле, который упоминается в приведенной выше цитате Кришнамурти. В нас напрямую встроили то, что Кант называл «внутренней ложью». В этом направлении указывают многие современные исследования. Если это верно, то означает, во-первых, что мы этически не ответственны за данный факт, поскольку эти процессы запрограммированы в функциональном строении нашего мозга, а следовательно, сознания, и неподвластны нам; они запрограммированы эволюцией, то есть слепым процессом, не имеющим ни направленности, ни цели. Следовательно, морально мы не виновны. «Первородного греха эволюционной психологии» не существует. Однако, во-вторых, когда мы достигаем осознания этих фактов, то понимание ведет нас к прямой этической ответственности: тщательно разобраться в различных механизмах самообмана, используя все познавательные возможности и все доступные нам эпистемические действия. При этом следует понимать, что не все виды самообмана – это чисто биологические, направленные снизу вверх процессы. Социальная и культурная динамика – за которую мы, индивидуумы, несем совокупную ответственность, – может также порабощать человеческое сознание «сверху вниз», например через различные мировоззрения или идеологии. Существует и более утонченный вид опасности, который состоит в том, что представление интеллектуальной честности как цели само превратится в идеологию или новую религию. Те, кто увлекся широким философским идеалом самопознания, обсуждаемым в этом очерке, захотят самым непосредственным образом столкнуться с механизмом, угрожающим их целостности, – они будут делать это раз за разом, по-новому, снова и снова. Это можно выполнять как изнутри, так и извне.
Существует ли жизнь после смерти?
А как насчет жизни после смерти? Может, душа и тело на самом деле представляют собой две онтологически автономные сущности, способные существовать независимо друг от друга? Современные теории самообмана и эволюции религии не отвечают прямо на вопрос о существовании Бога, поскольку, даже если они истинны, Бог может, тем не менее, существовать, – эти теории не затрагивают основной метафизический вопрос. В таком случае возникает аналогичный вопрос: какова, в данном контексте, верная концептуальная интерпретация научных данных об отношении мозга и сознания? Какова, учитывая результаты современных исследований мозга, самая рациональная и интеллектуально честная модель отношений сознания и тела? Какая концептуальная интерпретация всех доступных фактов является наилучшей? На концептуальном уровне, в современной философии сознания позиция дуализма уже давно имеет чрезвычайно мало защитников26. Дебаты, возникавшие после окончания Второй мировой войны, выработали девять различных моделей, разрешающих проблему души и тела. Но ни одна из них не допускает ничего подобного выживанию личности после смерти. В современной философии сознания даже антиредукционисты, антинатуралисты и дуалисты свойств очень редко отстаивают возможность сохранения личности после смерти.
А каково состояние дел в современной нейронауке сознания? На сегодняшний день лишь очень редкие ученые, занимающиеся экспериментальным изучением сознания, верят в жизнь после смерти27. Для человека функционирующий мозг представляет собой необходимое условие появления сознания. Даже если и невозможно концептуально свести субъективную внутреннюю перспективу, с которой связаны наши внутренние переживания, к сложной форме обработки информации28, то уже вполне ясно, что содержание нашего сознания определяется «снизу верх» локальными и одновременными событиями, происходящими на уровне мозга. Эти серьезные современные исследования заняты поисками нейронных коррелятов сознания (сокращенно НКС)29, то есть минимального набора характеристик мозга, достаточных для возникновения того или иного субъективного переживания. Наука стремится как можно точнее определить эти характеристики и достигает в этом прогресса. Почти никто из занятых в этой области не думает, что сенсорное восприятие, память, мышление, внимание способны существовать без НКС, то есть после смерти тела. Наиболее рационально предположить, что высшие медитативные состояния человека тоже имеют необходимые нейронные корреляты, без которых они не могут возникать. Измененные состояния сознания, культивируемые в духовной практике ради познания, вероятно, просто-напросто идентичны физическим состояниям нашего мозга. Поскольку мозг – это часть человеческого тела, то даже объекты медитативных переживаний – эпизоды воспоминаний, фантазии, направленные в будущее, спонтанно возникающие чувства и мысли – это, в конечном счете, телесные процессы, хотя они обычно не переживаются субъективно как таковые.
