Десяток шагов – и корельская красавица осталась за его спиной.
Трудно сказать, что толкнуло в этот миг Соломонию на безумство: то ли обида из-за украденной мечты, то ли отчаяние безнадежности, то ли растекшийся по жилам полный ковш крепкого вишневого вина – но девочка вдруг подняла голову и громко крикнула:
– Куда же ты пошел, княже?! Краше меня все едино никого не сыщешь!
Василий обернулся на возглас, и они встретились глазами. Карий взор молодца с пушистой еще бородкой пронзил девушку, и Соломония вдруг ощутила, как сердце ее остановилось и как внезапно что-то едкое защипало в животе.
Она сглотнула.
Сердце спохватилось и застучало часто-часто, наверстывая упущенное. Едкость в животе превратилась в тепло, и только легкая слабость разлилась по телу.
Княжич обернулся к свите, что-то сказал. Князья засмеялись, все вместе бояре ускорили шаг. Толпа же девок и женщин заколыхалась, зашипела:
– Бесстыдница! Никакой скромности! Бессовестная! Нахалка! – и это были еще самые безобидные из эпитетов, что пришлось услышать Соломее.
Резко крутанувшись, она убежала к великокняжеским хоромам, взметнулась наверх, упала лицом на свою постель.
Девочка не рыдала, нет. Она испугалась. Поразилась тому, как дрогнула ее девичья душа под взглядом княжича. Почти как от подарков, как от слов и прикосновений Кудеяра.
Это что же получается – она влюбилась сразу в двоих?!
Что же делать теперь? Как поступить, как выбрать?
– Да какая разница? – буркнула Соломея, натягивая одеяло и накрываясь им с головой. – Василия мне все едино боле не видать. Погонят ныне же за бесстыжесть…
Права корельская красавица оказалась только наполовину. С сего дня Соломонию Сабурову более никуда не звали – ни на пиры, ни на праздники, ни просто в палаты дворцовые. Ее гордые соседки, что ни день наряжаясь то туда, то сюда, поглядывали на бесстыдницу с пренебрежением, даже не заговаривали с опозорившейся гостьей, однако… Однако на дверь девочке тоже никто не показывал. Ни словом, ни намеком о ненужности не сказывали, караульные у ворот и крыльца пропускали с поклоном. Вестимо – узнавали.
Съезжать сама она тоже не спешила. Ходила на службы – обратно в тихую церквушку Ризоположения, занималась вышиванием и старалась не завидовать своим более знатным и удачливым соперницам. Тем паче что на третий день Кудеяр избавился-таки от излишней службы и снова стал встречать девочку у крыльца. Тетка супротив сих свиданий более не протестовала – хотя наедине молодых и не оставляла, – и потому путь с церковной службы получался долгим и приятным, да и само богослужение казалось радостнее и душевнее.
– Пожалуй, завтра будем прощаться, – в один из дней сказала Соломея.
– Почему? – удивился боярский сын. – Нечто случилось что?
– Да, Кудеяр, – кивнула девочка, которую он держал за руку. – Ты думал, отчего я здесь засиделась, домой не еду? Зарок свой просто исполняю. Обещала ведь тафью вышить? Вот ныне и закончила. Утром отдам.
– Только не завтра! – взмолился паренек. – Смилуйся, хоть два дня мне подари!
– Да что они изменят, Кудеяр? – пожала плечами Соломея. – Ясна судьба моя, как Карачунова ночь. Обратно под родительский кров возвертаться.
– От службы отпрошусь, провожу, – сжал ее пальцы паренек. – Надобно хоть за день-другой князя упредить!
– Зачем меня провожать? – смущенно улыбнулась девочка, в то время как сердечко ее сладко заныло. – Сюда же доехала, и ничего.
– А хорошо ли это, краса северная? – покачал головой боярский сын. – При каждой деве должен находиться тот, кто живота своего не пожалеет ради чести ее, покоя и счастия. Провожу до порога родного, с отцом твоим познакомлюсь. Может статься, он мне и на будущее в доверии таковом не откажет.
– Не знаю, прямо… – совсем зарделась Соломея. – Но коли с батюшкой моим так свидеться желаешь, то так и быть. Два дня пережду.
13 августа 1505 года
Московский Кремль
Для переезда до Волги Кудеяр нанял бричку – легкий возок с плетеным верхом над сиденьями возле задних колес. Соломее большего и не требовалось: сундук и несколько узлов помещались позади, сама она с теткой Евдокией на сиденьях, Заряна напротив. Кудеяр же и оба холопа – ее и боярского сына – скакали верхом.
Сразу после заутрени путники выкатились из крепости через Боровицкие ворота, прогрохотали колесами и подковами по мосту через Неглинку, выехали на широкую улицу, огражденную амбарами и тынами постоялых дворов.
– Ныне быстро доберемся, – пообещал Кудеяр. – Лето к исходу повернуло. Многие купцы, в Персиях, Сарае и сарацинских краях затоварясь, на север груженые идут. Так что попутный корабль найдем с легкостью. До Вышнего Волочка доползем, а там на Мсту, и вниз по течению, токмо деревья замелькают.
– Четверо сыновей, сказываешь, и ни одной сестры? – Взгляд Соломеи задержался на тафье паренька, по краю которой изящной сарацинской вязью тянулось ее имя, вышитое красной и желтой нитью, на макушке же блестело бисером восьмиспицевое колесо коловрата, символа солнца и вечности. – Каким же ты оказался?
– Третьим, – признался боярский сын. – Уделу, понятно, столько воинов не прокормить, посему старших отец решил при земле оставить, с нее исполчаться. Мне же серебром долю отсыпал. Невелико наследство, зато сразу. В новики же я еще от отцовского удела записан. А из разрядной книги, известное дело, токмо в монастырь али в могилу выписаться можно. Федька-Последыш, кстати, и от того отказался. В Холмогоры подался, торговать. О злате, вишь, мечтает. Чтобы несчитано, немерено, и все в его сундуках.
– А ты о чем мечтаешь?
– Так со службой вроде как наладилось, – пожал плечами боярский сын. – К делу приставляют, на прилежание не жалуются. Коли служивый, обязаны земли нарезать. Иначе к каковому ополчению приписывать? Мыслю, вот-вот дадут. Тогда и дом нормальный появится, усадьба…
Всадники скакали широким походным шагом, покачивалась бричка на пологих дорожных ямах. За беседой показались впереди уже и ремесленные слободы – как вдруг позади послышался конский топот, улюлюканье, и вскорости, нагнав бричку, закружились возле нее полтора десятка всадников: уздечки с колокольчиками серебряными да золотыми клепками, седла резные, попоны вышитые. И не простой нитью – а серебром да золотом. Каждая упряжь – что деревня целая стоит. Седоки тоже под стать: шапки собольи, пояса наборные, ферязи золотом блестят, рукава рубах шелком отливаются, на перстах самоцветы блестят, на плечах цепи золотые…
– Куда же это ты направилась, красавица заозерная? – задорно спросил один из всадников, и опять от взгляда карих глаз словно споткнулось сердце Соломеи.
– Да вот, княже, заскучала, – все же взяла себя в руки девочка и ответила тоже весело, с улыбкой: – Батюшку навестить собралась. А ты тут какими судьбами, Василий Иванович?
