– Государь в Новгород отъезжает! – выдохнула Соломея. – Не будет никакого паломничества… Никакого Суздаля, никаких служений и молебнов, никакого Покрова. И вышивка эта проклятая не нужна, пустые старания!
– Так ты из-за отъезда княжеского так убиваешься, государыня? – удивилась Агриппина Ногтева.
– А вы что подумали? – обвела свиту взглядом Соломея. – Дуры! Родич мне Кудеяр, и ничего более! Одну меня оставьте… И девку мою пришлите, пусть приберет.
– Да, государыня… Слушаем, государыня…
Мастерская опустела, затихла. Великая княгиня – в своем богатом, украшенном самоцветами и золотым шитьем бархатном сарафане – села прямо на пол, обняла колени, поставила подбородок на них. Ею овладела тоска, ощущение полной пустоты и безнадежности. Тут сложилось все: и бессмысленность трудов старательных в последние два с лишним месяца, и беспричинная ревность мужа – каковую, по счастью, удалось быстро погасить, и глупая выходка Агриппины – не верила Соломея, ох не верила, что просто смеха ради она без упреждения Кудеяра так ловко и быстро привела!
И Кудеяр, ох Кудеяр – рядом с которым пела душа и становился сладким каждый вздох, от прикосновения к которому по коже бежали острые иголочки, а сердце начинало биться не в такт, а трепетно-испуганно… Что же такое с ней рядом с Кудеяром происходит? Ведь мужа она любит, мужа, а не его! В чем пред алтарем поклялась и крест на то поцеловала!
Мужу же безразлично все. Вот уже который год тишина стоит в Теремном дворце, для детишек расписанном, – а Василий и пальцем не шевельнет, дабы изменить хоть что-то. Раз токмо на паломничество смогла его уговорить, да два молебна о чадородии отстоял. И все! Делами пустыми отговаривается, что ни год, на месяцы от постели супружеской отъезжает. То Казань воевать ему надобно, то к Смоленску поход. Теперича вон в Новгород умчался. И это вместо богомолия столь важного!
Нечто воевод-князей у него недостает, дабы за себя в походы ратные или к послам заморским отослать?!
Отговорки все, пустые отговорки… Видать, не так уж сильно Василий сына желает получить, коли хлопоты мелкие для него важнее дел семейных становятся!
Негромко стукнула дверь. Заряна, ныне тоже одетая не в полотно, а в сукно и атлас, с серебряными сережками и жемчужными бусами, остановилась перед госпожой. Потом села рядом, тоже обняла колени.
– Беда какая вышла, боярыня? – тихо спросила она.
– Чужой город, чужой дом, чужие люди, – прошептала Соломея. – Кланяются низко, говорят ласково, смотрят зло. Никому верить нельзя, зараз все выворачивают, дабы в беду обратить, дурой худородной меня выставить. Муж в хлопотах, отец на службе, митрополит токмо и способен, что схизматиков да язычников ругать.
– Ты государыня половины мира, боярыня. А хнычешь, ровно кутенок, – удивилась Заряна.
– Бесплодная государыня! – тяжко вздохнула женщина. – Пять лет замужем, ни разу не понесла. Смоковница сухая, вот я кто. Знахарка мне нужна, Заряна. Умелая, до женской части знающая.
– За ведьму митрополит нас обеих посохом побьет! – шепотом предупредила девка.
– От его молитв проку никакого, и от стояний церковных тоже. С паломничеством и вовсе ничего не складывается… На знахарок одна надежда. Вспомни, сколько раз наша Квалыга баб пустобрюхих исцеляла!
– Квалыга старая совсем, преставилась уже, верно, – почесала за ухом Заряна.
– Кроме как тебе, мне довериться некому, – покачала головой Великая княгиня. – Найди мне знахарку. Настоящую, ведающую. Коли от бесплодия исцелит, серебра не пожалею. Но чтобы ни едина душа о сем поручении не знала, Заряна! Поняла?
– Я постараюсь, боярыня, – пообещала девка.
– Токмо смотри, чтобы не обманули… – предупредила Соломония. – До серебра чужого охотников много. И не попадись!
* * *
Кудеяр угодил в дворцовую мастерскую, как кур в ощип. Когда явившийся на подворье князей Оболенских хорошо одетый холоп сказал привратнику, что боярского сына Кудеяра во дворец кличут – никого это особо не удивило. Все же из земель великокняжеских порубежник по росписи числился, и потому спрос за службу с него в приказе Разрядном вполне испросить могли. А могли и жалованье накопившееся выдать – таковое тоже случалось.
Однако в Кремле холоп повел служивого к заднему крыльцу Большого дворца, на женскую половину. Кудеяр забеспокоился, но холоп отвечал кратко:
– Найти велено! А почто – не спрашивал.
И чего со слуги возьмешь?
В сенях, за дверьми, вышла небольшая заминка, но очень скоро пред гостем явилась юная знатная дева – щеки румяны, глаза черны, в ушах изумруды, на голове кокошник с самоцветами, и платье все из дорогого бархата с шелковыми вставками.
– Знаешь ли ты меня, боярин? – ласково улыбнулась ему красавица.
– Прости, княгиня, в Москве много лет не показывался, – виновато поклонился Кудеяр. – Верю, именита ты и знатна. Но, прости, по роду и имени назвать не в силах.
В голове боярского сына всплыли лотошные рассказки, в коих многие красны девицы, заметив молодца в храме али на пиру, а то и на улице, и страстью воспылав, через посыльных оного к себе зазывали. Догадка сия заставила молодого воина улыбнуться и расслабиться.
– А и ни к чему тебе имени моего знать, добрый молодец. За мной следуй, чего покажу… – словно подтверждая мысли Кудеяра, поманила за собой княгиня.
Порубежник послушался, миновал несколько коридоров, пытаясь угадать, куда его ведут. Но не успел. Провожатая остановилась перед двустворчатой дверью, толкнула ее и посторонилась:
– Проходи…
Кудеяр шагнул из полумрака на свет – и его словно обухом по голове ударило:
– Соломея?!
Порубежника бросило в жар, в холод, снова в жар – и дальше все происходило, как в тумане…
Появление государя даже обрадовало боярского сына, даровав избавление от нежданной пытки, счастье которой делало ее только невыносимей. Соломея, его смешливая голубоглазая Соломея, была здесь, рядом – но столь же недоступная, как в сотнях верст, за высокими стенами, за крепкими запорами. И почти забытая было горечь утраты обрушилась на Кудеяра с новой силой.
Василий изгнал всех из мастерской – и молодой воин, не ожидая дальше ничего хорошего, вовсе ушел из дворца, из Кремля, стремительным шагом почти добежав до подворья своего юного покровителя. Нахлынувшие на него боль разлуки, ярость бессилия, бессмысленная ненависть к судьбе требовали выхода, и едва оказавшись на мощенном лиственными плашками дворе, Кудеяр рявкнул на обоих своих холопов, вычесывающих скакунов, и на помогающих им пленников:
– Почто бездельничаете, смерды?! Дворня вы трусливая али воины русские? – Он скинул кафтан и шапку, бросил на поленницу у амбара, подхватил слегу из сваленной там же высокой груды жердей, приготовленных то ли для изготовления ратовищ, то ли оглоблей, то ли еще для какой надобности, и скомандовал: – Ну-ка, копейный бой начинайте! Разбирайте палки и на меня нападайте разом! И вы, басурмане, тоже!
