Ламис же сквозь слезы прошептала:
– Спасибо тебе, мама.
Она забрала на кухне поднос с едой, чайником, пиалами.
Девушка шла к сараю словно по минному полю. Она очень желала этой встречи и не меньше боялась ее.
Дверь была открыта.
При виде девушки Козырев приподнялся.
– Нет, не надо, – воскликнула Ламис. – Раны еще не зажили. Ты лежи, я покормлю тебя.
– Хорошо.
Козырев лег. Сердце его билось как колокол.
Ламис поставила на топчан поднос, присела рядом и спросила:
– Миша, я могу узнать, зачем ты сделал это?
– Ламис, не знаю.
– Отец сказал, что, перед тем как вскрыть вены, ты думал обо мне.
– Да.
– Знаешь, я полюбила тебя сразу, как только увидела. Я подумала, вот мое счастье. Мы можем быть вместе. Отец сделает все, чтобы было так. Но если ты не любишь меня, то не надо заставлять себя. Ты скажи, что не хочешь быть со мной, и я помогу тебе бежать.
– Бежать?
– Да. Не к своим. Ты должен знать такое имя – Ахмад Шах Масуд.
– Да, его знают все.
– Покойный муж Халиды, дядя Фауд Хидани хорошо знал этого человека и был у него в больших начальниках. Ахмад Шах Масуд не издевается над пленными, не превращает их в рабов, не продает как скот. Он предлагает им остаться у него либо через международную организацию уехать в какую-нибудь западную страну, в общем, обрести полную свободу. Я подскажу тебе, как добраться до Пандшерского ущелья. Там есть его люди. Соберу тебе пищу, уведу хорошего коня, сделаю так, что тебя не будут преследовать. Через несколько дней ты окажешься у Ахмад Шах Масуда, а потом и за границей.
– А говоришь, Ламис, что любишь меня.
– Я-то люблю, а вот ты?
– Скажу тебе честно, мне очень хорошо с тобой. Возможно, я еще не разобрался в своих чувствах. Я никуда не поеду, останусь с тобой.
– Правда?
Щеки девушки, не прикрытые платком в нарушение обычаев, густо зарделись.
– Да, Ламис, правда! Ты прости меня за то, что я причинил тебе боль.
– О чем ты говоришь? Это ты прости меня.
– Тебя-то за что?
– За то, что не пришла ночью. Сердце подсказывало, что беда рядом, а разобраться я не смогла.
– Разве за это просят прощения?
– Я так счастлива!
– Мне тоже очень хорошо. Честно.
– Я верю, но давай кушать.
Ламис кормила пленного офицера с ложечки. Козырев ел и чувствовал рядом с собой родного, самого близкого человека.
– Спасибо, Ламис, все было очень вкусно, – проговорил Козырев, управившись с завтраком.
– Это тетя Халида готовила. Но и я так могу. Я умею содержать дом, вести хозяйство.
– Я и не сомневался в этом. Ты будешь хорошей женой. Вот только как нам жить в этом кишлаке? Мне же надо будет кормить семью. На войну я не пойду, а другого занятия для мужчин здесь нет.
– У отца есть дом в селении Маргин. После принятия нашей веры и свадьбы, о которой с тобой еще поговорит отец, мы можем уехать туда. У тебя будут другое имя и фамилия. Тебе сделают надежные документы.
– Рядом с Кабулом? Это небезопасно.
– Отец как-то обмолвился, что ваши войска должны до февраля уйти из нашей страны.
– Да, если ничего не изменится.
– Они уйдут. А обряды долгие, занимают несколько месяцев. В нашем случае все, наверное, будет не совсем так, скромнее. Хотя как знать, это решит отец. Первое время мы сможем пожить и здесь. Я буду обучать тебя языку, обычаям, традициям.
– Но я должен содержать свою жену!
– Пожалуйста, не думай об этом. Ты будешь содержать семью, когда мы устроимся в своем доме. Ведь ты же умный, много знаешь, учился в Союзе. До войны у нас очень ценились ваши специалисты. Афганцы, которые учились в СССР, приезжали домой и сразу занимали высокие должности.
Козырев улыбнулся и сказал:
– Хорошо. Мне остается во всем полагаться на тебя.
– Да. Ты можешь на меня полагаться. Я буду тебе хорошей женой.
– Так другого просто не может быть.
Девушка взяла поднос, встала, затем положила его обратно и вновь присела.
– Что-то не так, Ламис? Голова не прикрыта?
– Нет!.. Ты можешь поцеловать меня?
– Могу, конечно.
– Сделай это. – Она приблизилась к нему и закрыла глаза.
Парень и девушка слились в долгом, жарком поцелуе.
Ламис подхватила поднос, закрыла лицо платком и выбежала на улицу. Губы девушки горели. Ее впервые поцеловал мужчина. Какие-то жгучие волны обхватили все тело Ламис, накрыли его.
Она оставила поднос на кухне, убежала в свою комнату, упала на постель и закрыла лицо ладонями. Девушка вся пылала, понимала, что с ней происходит что-то невиданное ранее. Это ощущение было очень сильным, волнующим и приятным. Ламис то плакала, то улыбалась.
– Ты не спишь? – спросила из-за двери тетя Халида.
– Нет.
– А почему закрылась в комнате?
– Просто прилегла.
– Тебе нездоровится?
– Все хорошо.
– Нет уж, выходи. Пришел доктор Сауни. Он желает посмотреть тебя. Таково распоряжение отца.
– Да, я иду.
Ламис вышла, стараясь быть спокойной.
Все же Халида что-то почувствовала. Она внимательно посмотрела на племянницу, почему-то ухмыльнулась и вышла во двор.
– Как самочувствие, Ламис? – поинтересовался Сауни.
– Хорошо.
– Дай-ка мне свою руку.
– Зачем?
– Пульс посчитаю.
– Я здорова, дядя Сауни.
– Все же прошу сделать это. Пойми, я не по своей прихоти к тебе пришел. Таков приказ твоего отца, и ослушаться его я не могу.
– Хорошо. Считайте! – Она подняла рукав, протянула руку санитару.
Сауни нащупал пульс, начал считать, глядя на старые карманные часы.
– А пульс-то частый, Ламис. Сто десять ударов.
– Это много?
– Для тебя да. Ты лежала, когда я пришел?
– Только прилегла.
– А до этого?
– Кормила русского.
– А ну-ка давай-ка еще раз измерим.
– Пожалуйста.
Сауни повторил процедуру.
– Теперь восемьдесят. Это уже лучше. Видимо, ты все делала бегом, сейчас успокоилась.
