Первой погибла Мэри. Умерла она сразу от попадания в голову, когда, перезарядившись, выглянула наружу. Ольга поняла, что нужно отступать, и, пока усадьбу не окружили, выбежала через заднюю дверь дома и побежала к ручью. Там метров сто и деревья, есть шанс укрыться. Но она не успела, взрывающие землю пули её загоняли, не дали ей шанса. Она смогла спрятаться в баньке и отстреливалась до последнего из окна предбанника. Именно тогда ей в упор удалось застрелить двух солдат штурмовой группы. Разозлившийся Ольсен приказал сжечь баню. Ольга к тому моменту, видимо, была ранена, сержант утверждал, что один из солдат видел кровь на её платье. Она не вышла и сгорела в бане.
Взбешенные солдаты выместили свои эмоции на Агнессе, после чего убили её. После этого северяне начали мародёрство. Мои сбережения были найдены сразу. Я их не прятал. Они находились в шкатулке в нашей спальне на буфете, да мешочек с золотым песком на шкафу. В шкатулке было всего сорок семь монет. Всё, что осталось. Ольсен забрал трофеи и с частью своих людей покинул долину. Она ему понравилась, и он решил забрать ей себе в собственность, переоформив владение. Вся инфраструктура была готова, заселяйся и живи.
Часть людей остались тут, охраняя его новые владения. Всего осталось двенадцать солдат во главе с ротным сержантом Эдом Смитом. Я его помнил, это был один из людей Ольсена, что охотился на Ольгу в момент нашей с ней встречи.
Кроме этих тринадцати солдат, было ещё два трупа и двое раненых, один, кажется, умирал. Второй ранен был не так серьёзно, пуля в бедре, её уже извлекли, и он лежал у нас в гостиной на диване. Пятерых я прикончил, после допроса сержант без сомнений был отправлен мной следом за остальными, оставалось восемь. Что делать дальше, я обдумаю позже, а сейчас нужно избавиться от паразитов.
Вытерев нож о куртку сержанта, я спустился вниз, мельком посмотрел на небольшую лужицу крови, сверху капало, и подошёл к полуоткрытым створкам. Снаружи царила идиллия. Бычок был практически готов, поэтому кашевары срезали пласты мяса и бросали их в корыто, в котором жены ранее купали детей.
Двое у костра, один продолжает копать, хотя, судя по виду, скоро закончит с этим делом. Земля тут мягкая, он углубился уже по пояс, да и обед скоро, по времени было час дня. Трое снаружи, ещё двое курили, сидя на крыльце и негромко общаясь, на крыше постройки с хозинвентарем сидел паренёк, часовой, остальные были в доме. Думаю, часовой был выставлен по привычке.
В доме, не считая раненых, было двое, однако пробраться незамеченным к ним не получится – солдаты, что находились на улице, контролировали всё вокруг и держали винтовки под рукой. После раздумья я понял, что самое удобное время нападения, когда они соберутся отобедать. В этот момент нападения они не ожидают, и нужно этим пользоваться.
Я так и стоял у створок, внимательно наблюдая за солдатами. Особенно за кашеварами. Они с помощью двух других солдат вынесли во двор наш обеденный стол и стулья и сейчас расставляли на них плошки. Там был хлеб, что напекла утром Мэри, у неё это лучше всех получалось, копчёности из нашего погреба, другие припасы и свежепожаренное мясо бычка. Тот ещё продолжал висеть над раскалёнными углями, шипя жиром.
– Обед! – крикнул один из кашеваров и начал бить большой ложкой по дну пустой миски.
Из дома вышли двое оставшихся, там же был старший, а также вынесли раненного в ногу, сам он ходить не мог, но устроился за столом с охотой.
– Как там Гордон? – спросил один из кашеваров, второй отправился к конюшне, так как отдыхающие солдаты не выходили.
– Умер, – коротко ответил ротный сержант, устраиваясь за столом и беря кусок мяса. Никто из них, садясь за стол, даже не подумал помыть руки.
– Жаль, справный был разведчик.
В это время второй кашевар прошёл через открытую створку в конюшню, громко зазывая своих товарищей. Меня он не заметил, зайдя со света в темноту помещения, и тут же умолк, как только холодная сталь клинка вошла ему сзади под рёбра, достав до сердца. Опустив тело мародёра на усыпанную соломой землю, я вытер нож, убрал его в ножны и, глубоко вздохнув, на ходу доставая дозаряженные «кольты», – у меня теперь было по шесть выстрелов в каждом барабане, – вышел из конюшни, вскидывая оружие и разбрасывая руки в разные стороны. Для этого были причины. Первой целью стал старший из оставленных тут мародёров, второй – часовой на крыше постройки, которого никто не стал сменять. Остальные солдаты, включая могилокопателя, уже сидели за столом, поэтому работал я спокойно.
Так как старший и часовой находились с разных сторон, я фактически находился между ними, пришлось стрелять навскидку, отслеживая цели краем глаз. Оба, и часовой, и сержант, получив по пуле – сержант в грудь, часовой в спину, – осели, а я, направив оба ствола на остальных, начал их быстро с максимальной скоростью отстреливать.
Надо отдать должное, среагировали те с похвальной быстротой, двое упали под стол, судорожно приготавливая оружие к бою, остальные побежали кто куда, в поисках укрытия от убийственного огня. После сержанта получил пулю тот самый здоровяк-капрал, что привлёк моё внимание, после чего я стал отстреливать убегающих, последнего, кашевара, в спину, одного из солдат, что упал под стол, но был мной замечен, второго под столом, гробокопателя и остальных. Когда целей не осталось – стрелял я быстро и точно, не зря тренировался все эти годы, – в одном «кольте» было два патрона, в другом – один. Пришлось двух подранков добить.
Устало опустив оружие, я глубоко вздохнул и, перезарядившись, стал проверять тела мародёров. Как и ожидалось, один был жив. Ранен серьёзно, но жив. Добив его ножом, я побежал к трупу Агнессы.
Воткнув крест в край могилы, я устало вытер потный лоб рукавом рубахи и пробормотал:
– Покойтесь с миром, девочки, не волнуетесь, выполню последнее обещание, что дал вам. Я позабочусь о наших детях. Кто их пальцем тронет, умрёт. Клянусь… И простите меня, простите, что меня не было, когда пришли эти поддонки. Простите.
Упав на колени, я судорожно вздохнул и, взяв комок земли с могилы, аккуратно завернул его в платок. У меня были с собой срезанные локоны Агнессы и Мэри, только от Ольги не осталось ничего, кроме обгорелого тела, что я похоронил рядом с остальными жёнами.
Когда я встал на ноги, был спокоен как скала. Всё, я перегорел в эмоциях после осознания гибели жён. У меня осталось только одно, что может вернуть меня в норму, это мои дети, и я осознавал это как никто другой. Это был мой шанс снова стать цивилизованным человеком, но сейчас я им не был, Стрелок снова проснулся во мне и занял лидирующую позицию.
Убрав платок в карман, я поправил одежду и, надев шляпу, провел пальцами по краям и глухо сказал:
– Я отомщу, не волнуйтесь. Отомщу так, что и через десятилетия люди об этом с содроганием будут вспоминать.
В это время я вдруг почувствовал, что что-то изменилось. Посмотрев на левую руку, обнаружил, что держу в руках ребристую Ф-1. Мысленно пробежавшись по проявившейся «запазухе» и проверяя, как всё хранится, я горько усмехнулся, инспектируя склад со средствами разведки и охранными системами:
