– Выходим, – велел я детям.
Едва мы покинули десантный отсек БМП и убрали её в «запазуху», как дверь распахнулась и наружу осторожно выглянул довольно молодой мужчина в накинутом сверху тулупе. Он не был застёгнут, и под ним я рассмотрел мундир госслужащего. Правда, я не знал какого, не разбираюсь в них, но это уже хорошо. Убрав в кобуру пистолет, которым я держал на прицеле неизвестного, вышел вперёд и спросил:
– Постоялый двор?
– Почтовое отделение, – пояснил тот, ещё раз оглядев двор. – Но комнаты сдаём… Вы тут ничего не видели?.. Хотя о чём это я, негоже гостей на пороге держать в такую погоду, проходите.
Служащий посторонился, а мы прошли в большой освещённый свечами и двумя лучинами зал. Я первый, настороженно крутя головой, за мной дети, последним хозяин.
– Сейчас Марфа Петровна обед разогреет, пополдничаете. Потом она вам комнату подготовит. Вы не против поселиться в одной комнате?
– Более того, я ещё и настаивать на этом буду, – улыбнулся я. – Михаил Геннадьевич Солнцев, путешественник. Со своими детьми изучаю Россию.
– Игорь Михайлович Слащёв, служащий местного почтового отделения, – представился мужчина. – Вы, кстати, ничего снаружи не видели, сперва гудело в воздухе, потом рычало во дворе. Марфа Петровна выглянула, там увидела большое чудовище, что на неё глядело одним ярким глазом. Я сам в погребе был, когда всё, что нужно, поднял и вышел во двор, то только вас обнаружил.
– Да не волнуйтесь, было чудовище. Оно нас сюда привезло и дальше укатило. Это самобеглая коляска. Одно из чудес света.
– О-о-о, – заинтересовался мелкий чиновник, но что-либо сказать не успел. Из-за занавески выглянула та самая женщина, видимо Марфа Петровна, и пообещала, что через минуту всё будет готово, а в дверь ввалились трое здоровенных косматых мужиков с дрынами в руках.
– Игорь Михайлович, Машка сказала, к вам на подворье что-то громко ревущее закатилось? – спросил один из них вполне внятно. – Там следы во дворе странные.
– Это гости на постой въехали, всё в порядке, – ответил им Слащёв.
– О, кстати, – вспомнил я. – Мы на дороге видели трое саней. Обогнали их. Скоро тут будут, если не заблудятся.
– Далеко их видели? – повернулся ко мне Слащёв.
– Километрах в четырёх.
– В четырёх верстах, значит, – задумчиво пробормотал чиновник и обратился к одному из мужиков. – Савелий, к нам ещё постояльцы со стороны Гурьевки едут. Как бы в сторону на перекрестке не ушли, не видно же из-за снегопада ничего. Надо там кого-нибудь поставить, чтобы они в сторону не съехали.
– Сейчас Митяя отправлю, он быстро добежит, – кивнул один из мужиков, и они вышли.
В это время Марфа Петровна вынесла довольно большой горшок. Причём несла она его ухватом, видимо, тот был горячим. Дети мои сидели спокойно, негромко переговаривались, терпеливо ожидая, когда стол будет накрыт. Они, как и я, успели проголодаться.
Когда женщина стала шустро расставлять миски, я взял одну и, с подозрением проверив на чистоту, вернул обратно, сказав:
– Извините, у нас своя посуда.
Женщина охнула, когда я сунул руку под куртку и вытащил упаковку одноразовой посуды, с вилками и ложками. Вот именно туда она, с интересом повертев, и стала накладывать кашу из горшка. Молоко тоже вынесла и разлила в одноразовые стаканчики. Хлеб, нарезанный небольшими кусками, лежал на большой плетёной тарелке. Это уже, видимо, местное творчество.
Посадив Дениса на колени, я стал привычно кормить его.
– А что это такое? – наконец она не выдержала и спросила. Пришлось объяснить, причём два раза, она никак не могла поверить, что посуда одноразовая и её придётся выбросить. Более чем уверен, когда мы поедим, она её приберёт себе.
Каша оказалась вкусной и даже сдобренной маслом, ел я с аппетитом, а вот детям пришлось достать сахарницу, им послаще подавай. Так вот, когда мы обедали, с улицы вернулся Слащёв, он выходил по какой-то надобности и, дождавшись, когда я промокну губы одноразовой салфеткой, подошёл ко мне.
– Извините ещё раз, Михаил Геннадьевич, но мне нужно записать в журнал ваши данные, поэтому требуются документы.
– Да, конечно, когда я прибыл в вашу страну, мне их выдал генерал-губернатор Одессы.
– Так вы иностранец? – удивился тот, принимая свёрнутый лист бумаги с требуемыми печатями. – Акцент совсем небольшой.
– Можно и так сказать, – улыбнулся я и, достав как бы из-под лавки термос с чаем, стал разливать его в одноразовые стаканы. У меня дети без чая из-за стола не выйдут, приучил уже.
Слащёв с интересом проследил за моими манипуляциями, покачал головой и, прихватив мои документы, ушёл в какое-то другое помещение. Он вообще с интересом нас разглядывал, его поражала как одежда детей, те скинули куртки, оставшись в комбинезонах и свитерах, так и яркая их расцветка. Да и моя зимняя одежда тоже привлекала его внимание. А что, обычные синие брюки на синтепоне и жёлтая зимняя куртка из того же материала. Только шапка подкачала, треух белый.
Когда мои дети допивали чай, даже бутерброды доставать не пришлось, кашей были сыты, в сенях отчётливо забухали сапоги, видимо, несколько человек оббивали их о ступеньки от налипшего снега, и слышались мужские голоса. Через пару секунд дверь в обеденный зал распахнулась, и к нам ввалилась целая толпа мужиков. Трое из них имели военную форму.
Они сразу же стали устраиваться за соседними столами, вокруг уже суетилась Марфа Петровна. Вышедший Слащёв недолго пообщался с ними, видимо узнавал, откуда они и куда, вернулся ко мне. Спросив разрешения и присев напротив, он спросил:
– А когда вам выдали эти документы?
– Вчера. Точнее после полдника в доме губернатора. Где-то часов в пять, если не ошибаюсь, – ответил я и сам спросил: – А что?
– Вы хотите сказать, что преодолели больше тысячи вёрст за два дня?
– За несколько часов. Покинули Одессу мы сегодня утром, – уточнил я. – Планировали сегодня к вечеру быть во Владимире, да вот не судьба. Из-за непогоды пришлось искать укрытия у вас. Мы, правда, и в лесу бы не пропали.
– Но это невозможно.
– Если в России что-то невозможно, это не значит, что в других государствах так же, – улыбнулся я и склонился над Анной, что позвала меня. Та, оказывается, хотела в туалет, да и Денис просился на горшок. – Наша комната готова? Мне ещё детей устроить надо.
– Ею дочь Марфы Петровны занимается, Марья. Сейчас всё будет готово… А почему у вас в документах в графе гражданства прочерк стоит?
– Потому что я не являюсь гражданином ни одного из государств вашей планеты.
Я особо ничего не скрывал, да и не видел в этом смысла, тем более меня изрядно забавляло лицо Слащёва, как он зависал от моих ответов и озадаченно хлопал ресницами. При этом я ни разу ему не солгал.
