Палец вдавил спусковой крючок, но «ППШ» издал лишь холостой щелчок.
Глаза косматого бандита торжествующе блеснули, и дальше все завертелось еще быстрее.
Степка перевел взгляд на лежащий у корней ивы автомат Томпсона, в этот момент косматый порывисто шагнул вперед и ударил со всей дури ногой. Выбитый «ППШ» пролетел, вращаясь, под ветвями и упал в воду. Степана отбросило к дереву; оттолкнувшись от ствола, он кинулся к автомату Томпсона, но когда пальцы почти легли на рукоять, сокрушительный удар по затылку на несколько секунд погасил его сознание.
Разлепив веки, Степан увидел над собой дула нескольких «калашей». В глазах двоилось, и трудно было сказать, сколько именно бандитов пялится ему в лицо.
Косматый с глухим ворчанием схватил его за грудки и приподнял над землей. Степан сунул руку к поясу, выхватил нож и даже успел раскрыть лезвие до того, как кто-то сзади перехватил запястье и, скрутив кисть, заставил разжать пальцы.
– Ты Федьку нашего убил! – Косматый замахнулся. Кулак, по весу похожий на кувалду, врезался Степану чуть ниже скулы. Кровь моментально наполнила рот, и боковые зубы зашатались. В обожженную слюной пришлого челюсть точно шиферный гвоздь забили. – Знаешь, кто я такой? Слыхал обо мне?
Степан сплюнул кровь и улыбнулся, показав бандитам испачканные зубы.
– А ты – убил деда, – проговорил он, глядя косматому в темные, как ночь, глаза. – В аду тебе гореть, сука, как бы тебя ни величали прихвостни.
– Я – Седой Цыган! – крикнул косматый, обдав запахом несвежего дыхания. – К костру его! – проревел он остальным. – Поджарим пятки! Авось запоет что-нибудь занимательное!
Степка кивнул и попытался замаскировать свою боль, безграничную тоску и вполне понятный страх глумливой улыбкой. Запоет-запоет он, начнет прямо с костянки. И на этом мучения его, вероятно, закончатся. Не станут мародеры возиться с пленником, от которого можно подцепить смертельный недуг, пустят пулю в затылок – и все разговоры. Но лучше уж так, чем под собственные крики да вонь обгорающего мяса.
Кто-то на полном скаку съехал со склона на берег, вклинился в чащу, распугав сбившихся на середине ручья каменских лошадей.
– Седой! – прокричали встревоженно. – Казаки скачут! Уходим-уходим!
Степан повел плечами, пытаясь освободиться. Косматый, не разжимая на его груди хватку, заковыристо ругнулся.
– … еще не хватало! – договорил он, а затем коротко ткнул кулаком Степке под дых. – Связать! – распорядился, выхватив взглядом пару подельников. – И на коня! С собой возьмем!
– Сделаем, Седой! – угодливо отозвались окружившие Степку бандиты.
– Костянка, – просипел Степан, хватая ртом воздух. – Костянка… – успел повторить он, прежде чем жесткая веревочная петля, словно удила, захлестнула ему рот. Напуганные приближением казаков, бандиты пропустили мимо ушей то, что тщился сообщить им пленник. Пока один подельник Седого Цыгана держал Степана за плечи, второй торопливо обматывал вокруг его рук бечевку.
– По коням! – завопили у Степки над ухом.
– По коням! – заметалось эхом между склонами яра.
Неподалеку по-прежнему заливались надсадным лаем оставшиеся в живых дворняги. В отдалении нарастал рокот – вроде того, что обычно можно услышать перед грозой.
Седой Цыган свистом подозвал своего мускулистого каурого коня и легко запрыгнул в седло. Бандиты подтащили Степана к Валету; жеребец старосты Ивана стоял уже взнузданный и с подозрением глядел влажными глазами на суетящихся незнакомцев. Степана одним махом забросили поперек его спины, словно тюк, примотали крест-накрест веревкой. Валету все это не нравилось, он недовольно ржал и пытался гарцевать. Тогда косматый несколько раз приложил жеребца по загривку плетью и по-хозяйски сграбастал его поводья.
– Сейчас поскачем, парень, – бросил бандит, обращаясь то ли к украденному жеребцу, то ли к пленнику. Степан на всякий случай сердито промычал.
– Лошадей не оставляйте! – прокричал Седой остальным. – И понеслись поскорее, братцы, понеслись!
Бандиты направили своих скакунов вверх по склону. Впереди был Седой Цыган, Валета с привязанным к спине пленником он вел бок о бок со своим жеребцом. Остальные бандиты гнали уменьшившийся за ночь каменский табун. Колхозный сад и чадящие общинные постройки остались за яром.
Как только они одолели подъем, за их спинами загремели выстрелы. Степан кое-как повернул голову и увидел на дальней стороне яра несколько десятков всадников на мчащихся во весь опор лошадях.
Старый Режим прислал бойцов, чтобы выяснить судьбу Каменской общины. Во время налета пришлых ни одна зараза не пришла на помощь, а теперь все так и прут на земли, оставшиеся без защитников, словно медом тут намазано…
Впрочем, что могли бы казаки противопоставить «блюдцам»? Свои внушающие трепет всей степи шашки? Свои ружья и автоматы? Скорее всего бойцы Старого Режима разделили бы судьбу каменской общины, какова бы та ни была.
А вот бандитам пара боевых десятков точно могла намять бока. Седой Цыган и его приспешники, кажется, это понимали, потому и гнали в степь, не жалея лошадей.
Казаки с гиканьем, свистом и пальбой в воздух съехали к ручью, стремительно взлетели по противоположному склону и, почти не потеряв ходу, рванули следом за бандитами. Расстояние между теми и другими пока было велико, но мародерам приходилось сдерживать украденный табун, который так и норовил разбежаться, казаки же неслись к цели точно одержимые – приникнув к шеям своих лошадей, оглушительно свистя и размахивая шашками. Было видно, как сверкает солнце на клинках.
От скачки лежа, да еще поперек конского хребта, удовольствия мало. Степану казалось, что веревочная петля вот-вот разрежет его лицо надвое, а руки затекли так, что давно потеряли чувствительность. Каждый раз, когда корпус Валета приподнимался и жеребец, как говорят коневоды, находился в безопорной фазе, Степан корчился от мучительной изжоги, когда же копыта снова врезались в землю, то Степан чувствовал, как съеденную утром тушенку подбрасывает к самой глотке.
У бандитов стали сдавать нервы. Сначала развернулся замыкающий и, держа автомат одной рукой, выдал в сторону преследователей длинную очередь. Пули просвистели у казаков над головами, в ответ бойцы Старого Режима загорланили и засвистели еще громче. Затем развернулся второй бандит и потратил несколько пуль с тем же успехом. А потом стали палить со всех стволов остальные, кроме Седого Цыгана, который упорно подгонял своего жеребца, не отпуская поводьев Валета.
Степан увидел, как у двух казацких скакунов подломились передние ноги и как их всадники вылетели из седел, а затем покатились кубарем по кажущейся обманчиво мягкой земле.
Каменский табун, воспользовавшись моментом, рванул в разные стороны, и, уже порядком измотанный карьером, тут же перешел на рысь. А следом и бандиты умерили ход своих лошадей. Снова зазвучали выстрелы, но пальба захлебнулась в считаные мгновения. На глазах Степана казаки вклинились в шаткий строй мародеров и принялись от души работать шашками. Зазвенела сталь, затрещали кости, на подстилку из сухого ковыля хлынул кровавый дождь. Крики людей смешались с разноголосым визгом скакунов. Посреди этой наводящей дрожь какофонии то и дело громыхали выстрелы. Седой Цыган бросил взгляд за плечо и что-то пробормотал. Степан увидел, как побелела бандитская рожа, как скривились губы, точно от нестерпимой боли. Очко, видать, было не железное! Рубиться в чистом поле – это не то же самое, что убивать стариков, грозить пытками пленникам и угонять чужие табуны.
