– Пей, – услышал он словно издалека.
Пальцы сомкнулись на грубой глиняной кружке. Степан сделал крупный глоток. Отвар шиповника – прохладный и с легкой кислинкой – то, что нужно, для иссушенной, словно пустыня Каракумы, глотки.
Он от души напился, вытер рукавом рот, затем занялся респиратором. В школе на занятиях по гражданской обороне не раз приходилось иметь дело с подобными защитными средствами, но сейчас никак не удавалось справиться с ремнями. Перед глазами стоял туман, будто смотреть все еще приходилось сквозь очки противогаза. В итоге на выручку пришел костоправ.
– Верни «слоника»! – Лучко требовательно выставил похожую на ковш экскаватора ладонь.
Степка сначала было протянул маску, а затем его словно бес подначил.
– Сегодня я не подаю. – Он сунул противогаз под мышку. – Да и зачем он тебе? Я все равно в шланг наплевал.
Зачем было это делать? У Степана не было ответа. Просто надоело выполнять все указания, подобно пай-мальчику, оказавшемуся среди расслабившихся дембелей.
Лучко ощерился. В маленьких, будто вечно прищуренных глазенках блеснули огоньки.
– Не дури, Степан, – предупредил вислощекий.
– Право, как дети малые, – высказался костоправ.
– А пусть попробует отобрать, – упрямо процедил Степка.
– Дружок, на тебе живого места нет, – заметил костоправ.
– Все равно – пусть попробует… – Степка подразнил малорослого казака противогазом. Тот принял вызов, да и не было у него повода сомневаться в собственных силах. Продолжая улыбаться, одной рукой он схватил каменского юнца за грудки, второй потянулся к резиновой маске, которую Степка держал над собой, словно голову Горгоны, способную обращать врагов в камень. Степан покрылся испариной, в тот момент его больше заботило, сможет ли он просто не потерять сознание, а не победа или проигрыш в намечающемся поединке.
У Лучко были мощные руки, двигался он резко и уверенно, но Степану снова пришли на выручку боевые навыки, которые он долгие годы оттачивал на импровизированных тренировках с Вовиком, разбирая затертый учебник по самбо и уроки вольной борьбы, которые выходили в отдельной рубрике в «Советском спорте». Захват и подсечку он проделал почти на автомате, если бы еще силенки были на месте, то получилась бы вообще «картина маслом» – чистейшая победа, как на показательном выступлении. Лучко вцепился в Степкины плечи, будто клещ, и заставил его упасть на пыльную бетонку вместе с ним. Загремела шашка в ножнах, покатилась слетевшая с головы Лучко папаха. От удара о земную твердь Степан почувствовал, что задыхается. В груди что-то болезненно сжалось, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть. А Лучко тем временем подмял его под себя, оставив на лопатках.
– А мне он по душе, – сказал казак неожиданно; он легко встал, отряхнул папаху и водрузил ее обратно на голову. – Пусть оставит себе «слоника», если так хочет, мне противогаз все равно не нужен.
Его товарищи только похмыкали.
– Чем бы дитя ни тешилось… – проговорил кто-то с легкой брезгливостью.
Степан поднял голову: костоправ и вислощекий расступились, пропуская атамана. Ермаков встопорщил бороду, подпер бока кулаками.
– В мою приемную его, пока случайно кто-нибудь не зарубил шашкой. Алексей! – Атаман сурово посмотрел на костоправа. – За мной! Нужна твоя консультация.
Костоправ чопорно кивнул, тряхнув бородкой. Атаман повел доктора куда-то за лабазы.
– Ох, беспокоюсь я, братцы, – вздохнул, глядя им вслед, вислощекий. – Не до нас грешных сегодня атаману. Если не разродится Катерина…
– Еще как разродится. – Лучко легкомысленно шмыгнул носом. – Баба молодая, все на месте. Раньше в чистом поле некоторым рожать приходилось. А у нас – госпиталь, четыре врача и медсестрички. Куда ей деться – разродится! – Он махнул рукой. – Не журись, дядь Мить.
– Твои б слова, да богу в уши, – ответил вислощекий, затем перевел взгляд на Степана: тот силился встать, точно перевернутый на спину жук. – Колька, ну-ка подсоби братухе!
На предплечье Степана сомкнулись твердокаменные пальцы. Один рывок, и он опять на ногах.
– А можно еще попить? – спросил Степка сиплым голосом.
– Идем, хлопец. – Вислощекий указал, тряхнув брылами, на дверь.
В приемной молодой рыжеусый денщик, сидя на корточках, заправлял дровами печь. Он поднял на вошедших взгляд, с особым вниманием поглядел на Степана, затем кивнул в сторону длинной скамьи, на краю которой уже ерзал длинноволосый старик в балахоне из мешковины.
– Падайте, что ли. Атаман велел ждать, – сказал денщик и тут же продолжил укладывать поленья в топку. – Прискорбно, что с Каменкой такая беда случилась, – проговорил он печальным голосом. – Земляки как-никак…
Степан ничего не сказал. Добавить было нечего. Он поглядел на старика: тот, в свою очередь, изучал вошедших, мусоля лепешку слюнявым ртом. Дед откусывал от лепешки маленькие кусочки, пережевывал, а затем сплевывал в стоящую на коленях глубокую тарелку.
– Егорка, ну, мы пойдем? – спросил вислощекий.
Денщик снова оторвал взгляд от печи.
– Ступайте, Димитрий Кузьмич… – позволил он. – И ты ступай, Лучко, пока контора конским потом не провоняла.
– Что же это за казак такой, если он от конского пота нос воротит? – дерзко оскалился Колька.
– Идем-идем! – потянул его за рукав вислощекий.
Через миг Степан оказался один на один с денщиком и странным длинноволосым дедуганом. Переминаясь с ноги на ногу, он окинул взглядом контору: письменный стол с печатной машинкой, иконка со Спасом над потолком, обитая потрескавшимся дерматином дверь, за которой находился рабочий кабинет атамана. На оконце были уютные домашние занавески, жирная муха билась головой об стекло, со стороны могло показаться, что это кто-то стучится костяшками пальцев. Дед чавкал, не сводя глаз со Степана, денщик ворочал поленьями, располагая их потеснее в печи. Степан увидел у ног рыжеусого порванную книгу: массивная ледериновая обложка с оттиснутыми золотом словами: «В. И. Ленин. Полное собрание сочинений. Том 5», порванный, ощетинившийся нитями корешок, вырванные с мясом страницы. Понятно, какую бумагу предполагалось использовать для растопки.
– Ты Пантелея Смирного знал? – спросил денщик.
– Еще бы, – ответил Степан, невольно вспоминая их последнюю встречу: густой туман, ощущение вины и страха, стоящие вокруг него вооруженные люди. Староста, Вовик, Кирзач, Йоська, Пантелей… Осталось ли от них хоть что-нибудь, кроме воспоминаний?
– Ты присаживайся, присаживайся! – Денщик встал, закрыл дверцу топки, переместился на свое место за письменным столом. – Пантелей доводился мне двоюродным дядей, с малых лет я ходил с ним на рыбалку на ваш ставок. Вот таких карпиков ловили! – Он показал руками размер. – А Лариску Рыжеватую знаешь?
Степан кивнул.
