Ермаков побагровел, его черная борода встопорщилась, словно наэлектризованная.
– Оглох, что ли? – прорычал атаман. – Или ты успел побрататься с землячком из Каменки?
– Никак нет, – выдавил, помотав головой, Лучко.
– Выполнишь, или лучше дядю Митю отправить? – спросил, чуть смягчившись, атаман.
– Выполню, – ответил Лучко, бросая беспокойные взгляды то на Степку, то на Ермакова.
– Может, помощника дать?
– Сам справлюсь, батька. – Лучко достал из кобуры «ПМ», снял с предохранителя, взвел курок. – Чего уставился? – злобно прикрикнул он на Степку. – Поворачивай на сто восемьдесят и шагай! – Дуло пистолета смотрело Степке в живот.
– Поосторожнее там, – напутствовал своего человека атаман, – терять мальцу нечего, может фортель выкинуть.
– У меня не выкинет, батька, – ответил Лучко.
– И поскорее там, а то стемнеет скоро, – добавил Ермаков. – Каждый казак на счету.
– Так точно. – Лучко поднял пистолет повыше и бросил Степке: – Шевелись, давай!
Рядом появились другие казаки. Костоправ Козлов, вислощекий дядя Митя и прочие бойцы, участвовавшие в разгроме банды Седого Цыгана, все были при оружии, все – с хмурыми минами.
– Довыеживался… – слышал Степан у себя за спиной. – Упрямство – достоинство ослов, а человека оно до добра не доводит… Не любит батька, когда с ним дурочку валяют… «Молодой гвардии» обчитался, юнец зеленый… По отцовским стопам захотел пойти – сгинуть, чтоб ни крестика, ни могилки…
У самых ворот к Лучко обратился дядя Митя:
– А куда ты его поведешь, Коля? Червивую Канаву мы заполнили сегодняшними злодеями до краев. Не поместится он туда.
Лучко почесал рукоятью пистолета висок.
– М-м… – протянул он. – Значит, придется вести к коллектору. Далеко, но что делать? Не оставлять же его в терновнике, чтоб он вонял у нас под боком. Да еще и костянка… Нужно отвести его подальше.
– Да, – кивнул костоправ Козлов. – Веди хлопца к коллектору. Да не забудь потом люк хорошенько закрыть, чтоб ни одна спора не пробилась на поверхность.
– А ну, стоять! – прогремел за их спинами окрик.
Степан и казаки обернулись, к ним быстрым шагом приближался атаман. Все невольно воспрянули – решили, будто Ермаков передумал и сейчас отменит смертельный приговор. Как бы кто ни относился к Степану – сыну коммуниста, но добрый порыв всегда окрыляет, а злой – угнетает дух. Только у атамана было на уме иное.
– Держи свое барахло! – Ермаков швырнул Степке забытый в приемной противогаз, и тот на лету поймал его за шланг. – Лучко! – обратился атаман к бойцу. – Похоронишь его в этой штуке.
– Мой «слоник»… – вздохнул казак.
К атаману обратился костоправ:
– Если вы опасаетесь выхода спор, то на этом сроке риск…
– Заткнись, Козлов. Шибко умный, что ли? – Атаман грозно зыркнул на притихших казаков. – По местам все, или дел нет? У кого нет – тем срочно отдыхать, потому что ночка ожидается развеселая.
– Опять бандиты? – спросили атамана с легкой скукой в голосе. – Так положим и этих…
– Ясен пень – бандиты! – откликнулся Ермаков. – А если будете себя хорошо вести, то на огонек пожалует кое-кто более зубастый.
– О! Вот это дело! А то все бандиты, бандиты… – Казаки для виду посмеялись и принялись расходиться.
«Смеются», – мрачно подумал Степан. Чего бы им не смеяться: степь опалило ядерным пожаром, женщины и дети в убежище кукуют, обитатели пустоши как с цепи сорвались и двинули с насиженных мест подальше от радиоактивного очага, разбиваясь волнами об островки вроде станицы Трудовой или коммуны «Светлый путь», атаман намекает на то, что придется иметь дело с новым противником. Как тут не смеяться? Смешно же… Ха-ха.
Степан и Лучко вышли за ворота. На арматурных крючьях появилась новая голова, была она плешивой, на бледном, заросшем седой щетиной лице темным пятном выделялся гнилой нос сифилитика.
– Гриша Гуляка, – назвал бандитского главаря Лучко, заметив, что Степка поглядывает в сторону крючьев. – Увел в степь мою невесту два года назад, – проговорил он бесцветным голосом. – Как же жаль, что мне пришлось нянчиться с тобой, друг Степа, вместо того чтобы собственными глазами увидеть, как эта трухлявая башка катится по земле.
– Недолго нянчиться осталось, – отозвался Степан.
– Помалкивай, нехристь! – рассердился Лучко. – И пшел! Пшел!
Солнце только-только зашло, на западе висело роскошное зарево цвета остывающих углей, похожее на окно в иной сказочный мир. В мире том мамка была живой и молодой, и отец всякий раз возвращался домой, Левитан докладывал по радио об очередном достижении трудящихся, весело звенел велосипедный звонок, друган Вовик звал погонять по полосе препятствий, а потом – на ставок.
А здесь… здесь воздух был сер, такой же серой казалась дубовая роща, окруженная кольцом терновых кустов. Серая сухая трава хрустела под сапогами, и рядом шел такой же серый человек с серым взглядом. Ну, ничего, скоро его примет тот закатный мир и встретят родные. Трудно было не верить в жизнь после смерти, стоя одной ногой в могиле.
– Стой! Куда попер?
Степан удивленно обернулся, бросил вопросительный взгляд на своего сопровождающего.
– Не видишь? По копаному пошел, огород это чей-то.
Обработанный участок земли, который действительно оказался под ногами, был уже порядочно затоптан копытами, то тут, то здесь поблескивали, отражая скупой свет, стреляные гильзы. Очевидно, это наследили бандиты.
– Левее возьми, – распорядился Лучко.
Они вышли к дубкам, пробрались по тропинке между раскинувшими колючие ветви терновниками, двинули через сгустившийся под деревьями серый сумрак. Пугливые белки сигали с ветки на ветку над их головами и роняли желуди. Одичавший кот поглядел на них безумными глазами и поспешил спрятаться в кусты.
С каждым шагом Лучко нервничал все сильнее. Степан услышал, как тот бормочет ругательства – почти как святой Алексейка, только разнообразнее. Поначалу Степка подумал, что казак клянет приказ атамана и судьбу в целом, но затем различил в бормотании фразы вроде «красное отродье», «красноперый предатель» и понял, что Лучко настраивает себя на нужный для казни лад. К собственному удивлению, сам Степан ощущал спокойствие. Радовала мысль, что наконец перестанет болеть ожог.
За дубками был пустырь, на котором зарастали травой кузова пожженных пришлыми грузовиков. Протопав еще метров двести, Степка увидел запущенный парк и вздымающуюся над ним крышу Дома культуры. Вымытая дождем черепица была как новая, в высоких окнах отражался закатный свет.
– Приехали, – объявил Лучко.
На этом краю пустыря чахлая трава походила на свиную щетину, из-под тонкого слоя земли выпирали бетонные плиты. Массивный чугунный люк, ведущий в коллектор, был наполовину засыпан мусором, Степан увидел его не сразу.
