– Ну а я-то тут при чём? Я не лауреат.
– Я смогу тебя подготовить за год. У меня лучшие педагоги, они сделают из тебя звезду мирового класса! Никто не догадается, что это не я.
– А про твои пальцы, что, никто не знает?
– В том-то и дело, что знают! – вздохнул Максим. – Авария была громкой. Было бы лучше, чтоб не знали, конечно, но вот узнали. Конкуренты радуются – ещё бы, их основной соперник неожиданно выбыл из игры!
– И что же ты собираешься предпринять?
– Я всё продумал! Мы объявим, что случилось чудо, и пальцы отросли! Да, просто чудо, их разряда тех, что творил Христос. Я спрашивал в церкви, он говорят, что чудеса бывают, ну если ты нужен Богу…
Аркаша усмехнулся:
– А не мог Бог поступить проще – оставить тебе пальцы? К чему такие заморочки?
– Откуда нам, простым смертным, знать? ОН творит чудеса, не спрашивая нас. Мы не будем анализировать ЕГО деяния.
– Ага, тем более что это не его, а наши деяния. ОН-то просто оторвал тебе пальцы и этим ограничился.
– Пусть так, но я хочу исправить ЕГО ошибку и получить то, что принадлежит мне по праву!
– Очень пафосно, брателло! – Аркаша поморщился. – Ты не ОН, увы… но твоё предложение мне нравится. И знаешь, я согласен! Люблю авантюры, без них жизнь пресна и скучна! Ну, давай свой обрубок!
Аркаша протянул Максиму руку, и они скрепили договор крепким пожатием.
На вокзале в Питере Аркаша надел тёмные очки в пол-лица, натянул поглубже шапку и замотался шарфом.
– Ну как? – спросил он Максима. – Хорошая маскировка?
– Пойдёт. Нам главное, чтобы не поняли, что мы близнецы, остальное ерунда. Хотя тут никто не обращает ни на кого внимания, так что риск минимален.
– У вас нет консьержки?
– Нет. Бог миловал.
– Ты же говорил, что родители богатенькие?
– Ну и что? Не во всех домах есть консьержки. У нас вот нет.
– Повезло, значит.
Квартира пахнула на Максима затхлостью. Он бросил сумку и пошёл открывать окна, чтобы запустить свежий воздух. Аркаша разделся и включил телевизор.
– А ты неплохо устроился, брателло! Хата приличная, упакованная как надо. Немного старомодно, но мне нравится. – Аркаша взял в руки статуэтку. – Это что, антиквариат?
– Наверное. Не знаю. Отец был любителем, я не интересовался.
– Понятно. Начинающий гений. Не до того было.
– Не иронизируй. Завтра пойдёшь в консерваторию, к моему учителю. Покажешь руки и скажешь, что пальцы выросли.
– Вот так вот и скажу? Мол, выросли пальцы!
– А как ещё? Так и скажешь. Его зовут Герман Францевич. То ли немец, то ли еврей, то ли два в одном. Но это не важно. Он сделает из тебя гения.
– Вот так заявочки! Гения! Ни больше, ни меньше!
– Ну, подготовит тебя к конкурсу… это мой последний шанс.
– Ладно, брателло, не нервозь! У тебя выпить есть? С дороги по маленькой не помешает.
– Вроде есть, на кухне. Посмотри в холодильнике.
Аркаша открыл холодильник и крикнул Максиму из кухни.
– Нормалёк! Есть. Водочка. И закусочка. Ты как?
– Немного. Устал.
Аркаша налил им по рюмке, и они выпили. Он собирался налить ещё по одной, но Максим накрыл рюмку Аркаши рукой.
– Не надо. У Германа хороший нюх. Он ненавидит пьяных.
– Так до завтра развеется, ты что брателло?
– Не развеется. Здесь полная бутылка. Будет разить, как от грузчика. Не стоит.
Аркаша разочарованно протянул:
– Ну, как скажешь… если так, то ладно… тогда спать?
– Да. Я постелю тебе на диване.
– Давай постель, я сам постелю. Не маленький.
Максим достал Аркаше постель и положил на диван.
– До утра!
– Бывай.
Утром, как и было договорено, Аркаша отправился в консерваторию. Он быстро нашёл Германа Францевича. Тот чуть было не уронил очки от удивления.
– Максим? Какими судьбами? Слышал о вашем несчастье… я и сам в шоке… надо же! На пороге признания…
– Я пришёл заниматься, – буркнул Аркаша.
– Заниматься? Но помилуйте… – Герман Францевич осёкся, подозревая очевидно, что его ученик повредился в уме.
– Да, – подтвердил Аркаша, – заниматься! Нужно подготовиться к конкурсу.
– Но как…
– Да так! – Аркаша протянул изумлённому Герману Францевичу свои руки и повертел ими перед его глазами.
На это раз старик уронил очки и чуть не наступил на них. Аркаша любезно поднял их и протянул учителю.
– Чудо. Обыкновенное чудо. Такое, говорят, бывает. Вечером лёг спать, как в яму провалился, а утром проснулся – и вот, пожалуйста! Всё на месте.
Герман Францевич трясущимися руками ощупал пальцы Аркаши.
– Действительно, все целы… а вы… можете поиграть?
– Конечно.
– Пройдите к роялю, если вам нетрудно…
Аркаша подошёл к роялю, снял крышку и опустил пальцы на клавиши. На мгновение задумался и заиграл Штрауса.
Старик слушал его, заворожённый. Когда Аркаша закончил, не удержался и захлопал в ладоши.
– Браво! Браво! Конечно, техника немного хромает, но ваша игра стала… немного иной. Не могу сказать, что хуже, нет, определённо нет. Больше напора, агрессии, я бы сказал, но и больше чувства… вы будто сами в игре. Наверное, пережитое наложило отпечаток.
– Наверное. – Аркаша посмотрел на Германа Францевича. – Ещё поиграть?
– Нет. Хватит. Для моих слабых нервов это слишком. Я должен немного прийти в себя. Приходите завтра, мы будем репетировать. Мне кажется, вам нужен другой репертуар. Я подберу.
Аркаша закрыл крышку рояля и оставил растерянного старика одного. Максиму он доложил, что всё прошло удачно, и Герман клюнул. У Максима улучшилось настроение. Он обнял Аркашу.
– Я рад, что ты у меня есть! Хочу освоить сакс. Поможешь?
– Не вопрос.
С этих пор у братьев началась странная полулегальная жизнь. Они выходили из дома только поодиночке. Строго говоря, Максим практически постоянно сидел дома, дожидаясь, когда вернётся Аркаша. Выходил преимущественно по вечерам, гулял по улицам, заходил в магазины. От успехов Аркаши он пребывал в возбуждённо-приподнятом состоянии. Ему казалось, что это он готовится к конкурсу и это его так хвалит учитель. Параллельно Максим осваивал сакс. Он начал от безделья, но быстро вошёл во вкус. Теперь звуки сакса не казались ему грубыми и визгливыми, напротив, он нашёл в них невиданную ранее глубину и мелодичность. Однажды Аркаша даже похвалил его.
