– Видите ли, я заручилась его приглашением, – пояснила Сабета. – Дело в том, что у меня есть некоторая склонность к… Ох, говорить о себе так неловко! Лукацо, будь так любезен…
– Да-да, конечно, – кивнул Локк. – Понимаете, Дженнаро, моя милая кузина, как и вы, обожает театр и в Каморре ни одного представления не пропускает. Дед для нее часто труппы приглашал. Но самая заветная мечта Верены – стать актрисой. Выступать на сцене. Разумеется, правила приличия этого не допускают.
– В Каморре наследники знатных родов вольны заниматься чем угодно – алхимией, садоводством, живописью, банковской деятельностью, – вздохнула Сабета. – Никто бы и глазом не моргнул, если бы я воевать отправилась. Но стать театральной актрисой мне никто не позволит…
– Мало того, объявят изгоем и наследства лишат, – добавил Локк. – Дед наш стар, после него мой дядюшка наследует, отец Верены, а уж затем и она…
– Графиня Черного Копья… – задумчиво сказал Булидаци.
– Ну, сохранится ли за нами право владения башней, зависит от герцога, ведь, строго говоря, Пять башен принадлежат ему, – пояснила Сабета. – А вот земельными угодьями целиком и полностью владеет наша семья, так что, даже если почетный титул отзовут, я останусь графиней, но жить буду в родовом поместье.
– Значит, вы приехали в Эспару, желая избежать скандала в Каморре? Чтобы стать актрисой?
– Совершенно верно, – улыбнулась Сабета. – Верена Галанте год-другой будет блистать на эспарских театральных подмостках, а в Каморр вернется Верена Боталлио. Во всяком случае, я так с родителями уговорилась. Разумеется, все приличия будут соблюдены: Лукацо отправили за мной присматривать, да и на верных слуг всегда можно положиться.
– А Монкрейн пообещал нас в труппу принять, – добавил Локк. – Вот мы сегодня и приехали. Вообразите, с каким изумлением мы узнали, что произошло!
– А вы можете представить себе мое изумление, когда Монкрейн руку на меня поднял? – вздохнул Булидаци. – Друзья мои, я оказался меж двух огней: по законам и обычаям Эспары я обязан защитить свою честь и достоинство, однако и вашу просьбу мне очень хотелось бы удовлетворить… Увы, исполнить и то и другое одновременно я не в состоянии.
– Если бы вы отозвали жалобу из страха или если бы вопросы чести вас попросту не задевали, то да, ваше поведение было бы недостойным, – заметила Сабета. – А вот если бы вы проявили милосердие из высших побуждений…
– Милосердие, – задумчиво протянул Локк, молитвенным жестом складывая ладони. – Милосердие, высокие устремления, любовь к искусству, здравый смысл, проницательность и элементарная выгода… Все это вместе…
– Монкрейн не желает со мной иметь дела, и я питаю к нему не меньшее презрение, – поморщился Булидаци. – Пусть себе гниет в темнице год и один день! Может, расставшись с рукой, он обретет хоть малую толику благоразумия.
– Увы, Дженнаро, год и один день я ждать не могу, – вздохнула Сабета.
– А почему бы вам не обратиться к Басанти? Его труппа пользуется огромным успехом, он даже собственный театр построил. Вас, Верена, он примет с удовольствием. Вы такая… гм…
– Прошу вас, продолжайте.
– Умоляю, простите мою прямоту… По-моему, зрительское восхищение вам обеспечено.
– Ах, ваша прямота не требует извинений! Но позвольте, почему вы сами предложили свое покровительство не Басанти, а Монкрейну?
– Видите ли, Басанти в деньгах не нуждается, да и труппа у него слаженная. Покровители ему не нужны, да и потом, мне претит присваивать чужую славу, хочется самому чего-то добиться.
– В том-то и дело, – кивнула Сабета. – Поэтому мы с Монкрейном и связались. Умоляю вас, простите его. Обещаю вам, он с благодарностью примет ваше покровительство.
– А если мне расхотелось становиться его покровителем?
– Ах, Дженнаро, в том, что Монкрейн глуп и упрям как осел, вашей вины нет, – проникновенно, но не без лукавства, сказала Сабета. – Ваш первоначальный замысел превосходен и заслуживает всяческих похвал.
– А если вы нас выручите, то Монкрейн будет вам обязан и окажется в вашей власти, – добавил Локк. – Так сказать, в неоплатном долгу – во всех смыслах, и буквально, и фигурально выражаясь. А мы вам поможем его приструнить.
– Труппа Монкрейна и Булидаци… – восхищенно промолвила Сабета.
– Или: труппа Булидаци и Монкрейна! – воскликнул Локк.
– Но меня ославят… объявят безвольным слабаком… – неуверенно возразил барон, но в голосе его уже сквозила готовность броситься в пропасть, куда его так умело подталкивали Благородные Канальи.
– Не ославят, а прославят, – поправил его Локк. – Все будут восхвалять вашу проницательность и деловую сметку. Решат, что вы все нарочно подстроили, чтобы к труппе Монкрейна интерес возбудить.
– Какой великолепный замысел! – восхитилась Сабета. – А к концу лета, когда в труппе дела наладятся, об этом можно будет во всеуслышание объявить! Представляете, какой фурор это произведет?! Ваше поведение в суде никто не назовет предосудительным, наоборот, все будут им восхищаться. А о Басанти и вовсе забудут…
– А вас признают истинным гением! – заявил Локк, весьма довольный собой.
– Труппа Булидаци и Монкрейна… – задумчиво повторил барон. – Какое звучное имя… Благородное.
– А после того как вы поможете мне осуществить заветную мечту, – добавила Сабета, – ваша труппа приедет в Каморр. Разумеется, вас, Дженнаро, с восторгом примут в светском обществе. Мы вас представим и деду, и всем своим друзьям, и даже герцогу…
– О да, ангажемент вам обеспечен! – сказал Локк. – Устроим представления в Небесном саду, на крыше Воронова Гнезда – ну, вы знаете, в резиденции герцога Никованте. Мы с Вереной, конечно же, в спектаклях участвовать не сможем, но с удовольствием посмотрим выступления.
– Право же, ради этого можно стерпеть минутную неловкость… – заметила Сабета с улыбкой, способной растопить льды.
– С вашего позволения… я подумаю, – сказал Булидаци.
– Да-да, разумеется. Нам пора. – Сабета привстала с кресла.
– О, прошу вас, не уходите пока. Подождите в гостиной – Тимон о вас позаботится…
Локк поднялся вслед за Сабетой.
– Лукацо, погодите, – остановил его барон. – У меня к вам разговор есть.
Локк снова сел в кресло, украдкой поглядев на Сабету, которая еле заметно кивнула и вышла из бильярдной.
– Лукацо… – Булидаци, подавшись вперед, понизил голос. – Простите за откровенность… Мне известно, что каморрцы весьма щепетильны в вопросах фамильной чести и достоинства. Умоляю, не сочтите мои слова за дерзость.
– Дженнаро, мы только что попросили вас об одолжении, отплатить за которое сможем лишь через несколько месяцев, а то и лет. Так что вряд ли ваши слова меня сейчас заденут или тем более оскорбят.
– Вы оба так красноречивы и держитесь так уверенно, что я вполне понимаю ваше желание попробовать свои силы на сцене, – продолжил Булидаци. – А позвольте осведомиться… строго между нами… Видите ли, ваша кузина обладает невероятным… очарованием. И при близком знакомстве оно только усиливается. На первый взгляд она кажется миловидной, но в беседе… Ах, от ее красоты у меня сердце замирает.
