– Не совсем… – Локк уставился на нее, изо всех сил пытаясь изобразить на обычно подвижном лице некое подобие улыбки. – Знаешь, я ненавижу, как у нас получается… Ну, когда один что-то скажет, а… Мы вот впервые за много лет проводим время за дружеской беседой, а потом одно неловкое слово – и между нами будто пропасть пролегла…
– Под вежливым «мы» подразумевается «я»?
– Только на этот раз. Сабета, послушай… Ты же знаешь, чего я добиваюсь. Я все свои карты перед тобой раскрыл. Одержим ли я тобой? Да, совершенно. Жалею ли я об этом? Нет, ничуть не жалею. Желания мои яснее солнца в безоблачном небе, но я жду одного – чтобы ты сама для себя определила, чего хочешь. Жду и буду ждать до тех пор, пока не превращусь в согбенного старца, забывшего свое имя. Будь я способен сохранять хоть какое-то достоинство, когда речь заходит о тебе, то до глубины души оскорбился бы малейшему намеку на то, что мне важнее всего убедить тебя со мной переспать.
– Прости… Я знаю. Я знаю, что ты хочешь большего, и, несмотря на все свои недостатки, ты готов…
– Верно. Готов. Мало ли, вдруг мне повезет, и мы с тобой переспим. Во второй раз. – Он расправил плечи, выпятил грудь колесом и высунул язык. – Мои честолюбивые устремления непомерны. Непомерны, сударыня!
– Сволочь! – Она легонько ткнула его кулаком и с улыбкой спросила: – И как долго… У тебя еще кто-нибудь… Ну, ты понимаешь…
– Как долго? Тебе точная дата известна. Помнишь, когда ты сбежала? Отсчитай от этого две ночи назад. Вот с тех самых пор…
– Что, ни разу?
– Смешно, правда? Представь себе, ни разу. Хотя я пытался… Однажды Гильдейских лилий навестил, прибег к услугам одной рыжеволосой красотки. Вот только выяснилось, что красотка должна быть не просто рыжеволосой, но еще и вдвое умнее меня и… и втрое язвительнее.
– Втрое умнее, – поправила его Сабета, – и вполовину язвительнее. И… ох, извини.
– Ничего страшного. – Локк покатал луковицу по столу, подтолкнул ее к бутылке оливкового масла. – Она… она с Цеппи приятельствовала и меня знала… В общем, сообразила, в чем закавыка… мол, насильно милой не будешь. Но потраченных денег я ничуть не жалею – она мне великолепно кости размяла.
– Если честно… Знаешь, у меня иначе сложилось. Ну, в последние пару лет. По ряду причин.
– Понятно… – Локк похолодел, но отчаянно старался не подавать виду. – Раз ты честно, то и я лгать не стану. Мне больно думать о тебе с кем-то другим. Больно и обидно. Но… меня там не было. А ты – взрослая женщина и ничем мне не обязана. Вот. Думала, я разозлюсь?
– Да.
– Ну, было время, может, и разозлился бы, а теперь… Наверное, с возрастом начинаешь понимать, что голову в жопе не спрячешь. Я просто не хочу, чтобы меня это задевало. Ты здесь. И если повезет, то… может быть, никуда не исчезнешь. К счастью, тебе не вскружил голову какой-нибудь вадранский вельможа с дворцами и поместьями…
– Признаюсь, я пару раз искала утешения в чужих объятьях… – Она схватила его за руку – крепко, словно боясь, что он сбежит. – Но чаще для того, чтобы чужие карманы опустошить. Или сокровищницу. Ну, ты понимаешь.
– Еще как. – Он рассеянно коснулся еще одной луковицы, раскрутил ее на столе, как волчок. – Мне из-за тебя нашу сокровищницу ежедневно опустошать приходится.
– Рада слышать. Сам знаешь, легко и задешево меня не купишь. – Она взяла его руки в свои.
– Сабета, что…
– Я решение принимаю. А ты не хочешь оставить в покое дурацкую луковицу и проверить, что произойдет, если ты меня поцелуешь? Или тебе нож к горлу приставить?
– Дай слово, что я не очнусь на корабле.
– Если ты меня огорчишь, Ламора, то неизвестно, очнешься ли ты вообще.
Он обнял ее и, приподняв, посадил на стол. Она, смеясь, обвила его ногами и притянула к себе. На теплых мягких губах еще ощущался слабый привкус имбиря и апельсинов. Локк не помнил, как долго длился поцелуй, не соображал даже, что все еще стоит на ногах.
– Ух ты! – Сабета, неохотно отстранившись, приложила палец к губам Локка. – Вот видишь, ты все еще в сознании. И как тебе второй картенский поцелуй?
– Пожалуй, счет придется увеличить… Сабета? Сабета, что случилось?!
Сабета застыла в его объятьях. Рассудок, одурманенный стремительным двойным ударом – вином и женщиной, – отказывался повиноваться. Локк медленно повернул голову.
У круглого столика посередине балкона стояла архидонна Терпение, кутаясь в просторную кармазинную накидку с капюшоном.
– Да оставьте нас в покое! – прошипел Локк. – Вам что, сейчас больше заняться нечем?
– А вы кто? – невозмутимо спросила Сабета.
– Архидонна Терпение. А вы – ставленница моего соперника.
– Послушайте, если вы явились без причины, то, клянусь Многохитрым Стражем, я… – начал Локк.
– Причина у меня есть. И очень важная. Нам с вами давно пора объясниться. А поскольку вы упрямо не желаете отказываться от своей глупой затеи, то оба имеете право знать…
– Что? Что мы имеем право знать?
– Откуда взялся Локк. – Архидонна жестом попросила их отойти от стола. – И кто он такой на самом деле.
Интерлюдия
Что происходит в спальнях
1
Любезный… кузен, – просипел Локк. – Я не могу… Мне…
– О да, извольте уведомить меня о своих нуждах, – фыркнул Булидаци.
– Воздуха!
– Ах вот оно что! – Пальцы, железной хваткой сдавившие шею Локка, чуть разжались.
– Вы не так поняли…
– Может, я и был дураком, но оставаться им не желаю, и не надейтесь! – прорычал Булидаци.
– Барон! – Тон Сабеты остановил бы коня на скаку.
– Верена… Я… Простите, но ваше поведение… – Булидаци торопливо спрятал нож.
– Это ваше поведение требует объяснений, любезный кузен.
– Я услышал ваш разговор и…
– Вы по темным углам шныряете, как мелкий воришка?!
– А вы в любви друг другу объясняетесь! Я своими ушами слышал! – завопил Булидаци и запоздало сообразил, что сам еще не признавался Верене в своих чувствах; он смущенно умолк, а стыд, будто краска, пролитая на чистый холст, запятнал его щеки багрянцем.
– Мы сцену из спектакля повторяли, невежда вы эдакий! Импровизировали. И вообще, какое вам дело, даже если бы все это было всерьез?
– Импровизировали? – переспросил Булидаци.
– Мне нужно было войти в роль, и я попросила Лукацо мне подыграть, только и всего! – Она спихнула руку Булидаци с горла Локка. – А вы нас прервали! И пусть мы притворяемся простолюдинами, но вы, барон, ведете себя как самый настоящий мужлан! Низко и недостойно.
– Но…
