– Так кто же знал… – буркнул Локк.
– Послушай, сынок, я – хозяйка постоялого двора в бедняцком квартале. Мне мой покой дорог. Ну, бывает, что какой-нибудь гость поутру не проснется, а мне неприятности ни к чему. Вот тело потом из залива и вылавливают.
Разумеется, поначалу госпожа Глориано кипела от возмущения, но, узнав, что барон расстался с жизнью из-за попытки изнасиловать Дженору, смирилась с потерей конюшни.
Один конец тяжеленного свертка взвалили на плечи Кало и Галдо, а Локк и госпожа Глориано взялись за другой, и все вместе оттащили тело барона на груду сена. Хозяйка постоялого двора встряхнула алхимический фонарь, озаривший конюшню тусклым светом. Телегу и лошадей Жан вывел во двор, подальше от конюшни.
– Фу, ну и вонища! – закашлялся Галдо, сдергивая саван с тела. – Алхимическая присыпка и трупная гниль, бр-р-р!
– О, какой красавчик! – сказал Кало. – Распух и закоченел весь. Веселая нас ждет работенка.
Благородные Канальи втроем не без труда переодели застывшее тело, натянули на барона сапоги, нацепили украшения и ножны с кинжалом.
– Эх, жаль, такой клинок пропадает! – вздохнул Галдо.
– Будет гораздо хуже, если близнецы Санца из-за него в петлю попадут, – шепнул Кало. – Ох, у него пальцы распухли, перстень не налезает. Помогите мне, а?
Локк, чувствуя себя последним дураком, нацепил перстень на палец барону.
– Ну что, молодые люди, готово? – спросила госпожа Глориано. – А теперь, будьте так добры, окропите его горючим маслом с головы до ног, и я с удовольствием его подожгу.
Спустя несколько минут в черноту эспарской ночи взметнулись багровые языки пламени. Актеры бросились звать на помощь, а Благородные Канальи торопливо наполняли водой бадейки и ведра, создавая видимость борьбы с пожаром.
11
Баронесса Эзринтем, в сапогах, тонкой юбке и темном камзоле, с рапирой у пояса, расхаживала по одной из комнат постоялого двора госпожи Глориано.
– Гм, я собиралась провести ночь совсем иначе, – раздраженно сказала она.
Локк и Сабета, с головы до ног перемазанные копотью и сажей, взволнованно смотрели на нее. К полуночи постоялый двор оцепили констебли и графские гвардейцы, актеров труппы Монкрейна-Булидаци заперли в таверне, под охраной. Когда выяснилось, чьи обугленные останки нашли в конюшне, начальник стражи вызвал баронессу Эзринтем.
На лице Сабеты застыло ошеломленное, горестное выражение.
– А это… это точно он? – пролепетала она. – Тело…
– От тела остались одни головешки, – холодно произнесла баронесса. – Его опознали по перстню и по кинжалу. Наверняка для вас это огромное потрясение, но никаких сомнений у нас нет: это Дженнаро Булидаци. Как ни прискорбно это признавать… – Она устало потерла глаза.
– Позвольте мне присоединиться к поискам мерзавца Монкрейна, – предложил Локк, решив, что воинственная решимость прекрасно оттенит притворные страдания Сабеты. – Я соберу своих людей, и если мы его отыщем, то…
– Во-первых, вы не в Каморре, а во-вторых, вы здесь инкогнито, – отрезала баронесса. – Вы не имеете права прикасаться к оружию, а тем более вершить суд. Ничего подобного я вам не позволю, поскольку не намерена объяснять, кто вы такой и что здесь делаете.
– Простите, баронесса Эзринтем, – сокрушенно сказал Локк. – Я всего лишь хотел помочь…
– Вы мне поможете, если в точности исполните мои распоряжения, – вздохнула она. – Джасмер Монкрейн убил эспарского вельможу и ответит за это по эспарским законам. О боги, скандал и через десять лет не уляжется… – Она посмотрела на Локка с Сабетой. – Вам придется немедленно уехать из города. Первым же караваном в Каморр. Я все устрою. А если захочется, через год-другой возвращайтесь в Эспару, только на этот раз под своими настоящими именами. Мы вас примем с подобающим почтением.
– Благодарю вас, – сказал Локк.
– А что будет с труппой Монкрейна и Булидаци? – спросила Сабета.
– Как – что? Булидаци погиб, Монкрейн в бегах… Спектаклей больше не будет, все Монкрейново имущество отойдет в городскую казну. О труппе можно забыть.
– Нет, я имела в виду актеров труппы, – пояснила Сабета. – Они нам очень помогли. А теперь из-за Монкрейна оказались в весьма плачевном положении.
– Графиню Антонию гораздо больше волнует плачевное положение Дженнаро Булидаци, – заявила баронесса. – Вина Монкрейна несомненна, тут ничего и доказывать не надо. Разумеется, актеров допросят, но если их показания совпадут, а на постоялом дворе не обнаружат ничего подозрительного, то всех отпустят. Труппу придется разогнать.
– Актеров за Монкрейновы долги засудят и в долговую тюрьму отправят, – сказала Сабета.
– Ну, мне до этого дела нет.
– Они сослужили нам в Эспаре добрую службу, – напомнил Локк. – Прошу вас, будьте к ним милосердны.
– Гм… – Баронесса задумчиво коснулась эфеса рапиры. – Барон Булидаци умер холостым, без наследников. Родственников в Эспаре у него нет. Все его имения и деньги на счетах в банкирском доме перейдут в графскую казну. Полагаю, моя госпожа будет довольна и, возможно, расщедрится. Безусловно, труппу следует распустить, а учредительные грамоты отозвать, но, так и быть, актеров оставят в покое. Вас это удовлетворит?
– Да, конечно! – Сабета почтительно склонила голову.
– Превосходно. Верена, смею заметить, что вы вели себя безрассудно, однако вам повезло. Надеюсь, что о помощи эспарского двора вы тоже не забудете.
– Мы непременно уведомим семью о вашей неоценимой поддержке и заботе, – заверил ее Локк. – А при случае упомянем об этом самому герцогу Никованте.
– Я буду вам очень признательна, – промолвила баронесса. – Ступайте, приведите себя в порядок и готовьтесь к отъезду. А мне еще долго придется с этой головной болью разбираться.
Глава 11
Пятилетняя игра: итоги
1
Громада темных туч наползала на город с севера, затягивала небо, скрывала звезды. Над ухоженными садами и полуразрушенными стенами Каста-Гравины высился Картений, бывший дворец картенских герцогов; огромный нефритово-зеленый купол из стекла Древних сиял, как драгоценный камень в оправе из мрамора и глины. Порывы осеннего ветра скользили над завитками замысловатых узоров в стекле и уносили в ночь призрачные, невнятные обрывки мелодий, сложенных загадочной исчезнувшей расой.
Над площадью у дворца и вдоль дорог трепетали зеленые и черные стяги, а в распахнутые ворота Картения сияющей рекой устремились толпы горожан с факелами и светильниками в руках. Все торопились в Зал торжеств, где ажурные спирали чугунных лестниц и переходов тянулись к нефритовому куполу, с которого свисали огромные сверкающие люстры размером с карету, – тысячи светильников в них зажигали служители в страховочных обвязках, забираясь на особые мостки.
