Локк с подозрением вглядывался в придорожные заросли – как и в тот раз, когда Цеппи отправил своего подопечного в деревню, знакомиться с сельской жизнью, просторы лесов, лугов, полей и пашен внушали безотчетный страх. По ночам Локк лежал, вслушиваясь в странные шелесты листвы и мечтая о привычных, с детства знакомых звуках города: грохот колес на брусчатке мостовой, шорох шагов, плеск лодочных весел в каналах.
Старый имперский тракт, некогда построенный на совесть, здесь, вдали от больших городов, давно пришел в запустение. Заброшенные гарнизонные форты, молчаливые, как гробницы, скрывались за мглистыми купами кипарисов и ведьминых деревьев, а выросшие близ гарнизонов селения превратились в замшелые руины.
Локк шел у телеги, стараясь глядеть вдаль, а не на Сабету, которая скинула строгий чепец, и теперь теплый ветерок играл прядями ее распущенных волос. «Приватной аудиенции» на второй вечер так и не состоялось. От любых попыток Локка завязать беседу Сабета, погруженная в чтение трагедий и драм, уходила с неменьшей легкостью, чем от его неловких ударов в палочном бою.
Под жаркими лучами солнца шесть повозок катили по пыльному тракту. К полудню дорога свернула в лесную чащу; сомкнувшиеся в высоте кроны деревьев превращали тропу в темный туннель. С одной из ветвей одиноким маятником свисала пустая веревочная петля.
– Нет, это уже чересчур, – заявил Кало. – А дорожных указателей повеселее нельзя было придумать?
– Разбойники дорожные указатели нарочно ломают, а вот петли не трогают, – объяснил Виреска. – Есть поверье, что если человека не над проточной водой в петлю отправить, то душа его упокоения не знает. К петле без дела прикасаться – дурная примета, к несчастью.
– Ага, – фыркнул Кало. – А в дикой глуши на караваны нападать – счастье?
2
Караван остановился на ночлег в деревушке Трезанкон, раскинувшейся на трех холмах среди болота и окруженной частоколом. Обитали в ней человек двести. Виреска объяснил, что на такие уединенные и хорошо защищенные поселки разбойники нападать побаиваются, а каморрские сборщики налогов в такую глушь соваться не желают.
Однако на райское местечко деревушка совсем не походила. Жители ее мрачно и подозрительно поглядывали на чужаков, хотя и обрадовались привезенным товарам. Впрочем, ночевать на вершине одного из холмов было куда лучше, чем в кромешной тьме и сырости лесной чащобы.
Локк выметал навоз из-под телеги, а Жан ушел распрягать лошадей. Близнецы Санца, привычно переругиваясь, отправились в деревню. Сабета сидела в телеге, охраняла вещи. Локк еще раз осмотрел землю под телегой, проверил, удобно ли там расстилать одеяла, и внезапно сообразил, что остался с Сабетой наедине.
– Жаль, что нам вчера не удалось словом перемолвиться, – начал он.
– Кому жаль – тебе или мне?
– Так ведь… Хотя да, ты же не обещала… просто сказала, что подумаешь.
– Верно, не обещала.
– Тьфу… Ты, похоже, не в духе.
– Правда? – угрожающим тоном осведомилась она. – Не в духе, говоришь? Значит, это только мужчинам можно в каком угодно настроении пребывать, а если женщина дурацкой улыбкой не сияет, как ясно солнышко, то она, видите ли, «не в духе»?
– Ну я вовсе не это имел в виду… просто так сказал, разговор поддержать. И вообще… странно оно как-то… я всякий раз придумываю поводы, чтобы с тобой заговорить, будто мы и не знакомы вовсе.
– Если я и не в духе, – поразмыслив, сказала Сабета, – то это потому, что путешествие наше идет установленным чередом: скука, надоедливая кусачая мошкара, кочки да колдобины.
– Ах вот оно что, – вздохнул Локк. – А кто я в этом списке: скука или мошкара?
– С ума сойти, – негромко заметила Сабета. – Неужто нашего метельщика приличным манерам обучили?
– Позвольте заметить, сударыня, – начал Локк, не совсем понимая, чем вызван внезапный прилив смелости, – что в вашем обществе я всегда намерен вести себя с подобающим приличием.
– Ого, какой храбрец выискался! – фыркнула Сабета, спрыгивая с телеги. – Такая прямота заслуживает достойного ответа, но какого? Следует ли ее поощрить или немедленно пресечь?
Она, подбоченившись, шагнула к Локку, и он невольно отшатнулся, прижавшись спиной к телеге, что спасло его от неминуемого падения, которое стало бы самым позорным происшествием в истории Теринской империи.
– А мое мнение учитывается? – с опаской осведомился он.
– А ты согласишься, если я решу, что поощрять тебя не стоит? – Сабета воздела указательный палец, поднеся его к самому подбородку Локка, но в жесте не было ни приглашения, ни укоризны. – Братья Санца, конечно, долго наше терпение испытывают, но в их оправдание можно сказать лишь одно: после того как я их ухаживания отклонила, близнецы об этом больше не заговаривали.
– Кало и Галдо за тобой ухлестывали?!
– Ну, не одновременно, но, в общем-то, да, – кивнула Сабета. – А что в этом удивительного? Не у тебя одного кровь в жилах играет и все такое.
– Так ведь они же…
– Они осознали, что я к ним отношусь с сестринской нежностью и с терпением святой. И, как ни странно, мои объяснения они приняли, хотя, подозреваю, что если их в лесу одних оставить, то они все дупла в деревьях оттрахают. А вот ты с разочарованием сможешь справиться?
– Если мне грозит разочарование, – с бешено колотящимся сердцем заявил Локк, – то давай без долгих слов обойдемся.
– Ишь ты, как раскипятился! – Сабета, скрестив руки на груди, подступила к нему поближе. – А вдруг мне женщины больше нравятся?
– А… – ошарашенно выдохнул Локк и онемел от изумления.
– Ты ведь об этом никогда не задумывался, правда? – лукавым шепотом спросила Сабета.
– Ох, я… ну, то есть… ты… А тебе…
– Что мне больше нравится – устрицы или улитки? А не поздновато ли ты об этом спрашиваешь? Ох, ради Переландро, что с тобой? Можно подумать, тебя сейчас на казнь отправят! – Наклонившись к Локку, она шепнула ему на ухо: – Улитки мне нравятся, улитки.
– А… ну… – запинаясь, начал Локк, вновь обретая дар речи. – Должен признать, что это сравнение меня некоторым образом радует.
– Великолепное сравнение. И в данном случае самое подходящее, – с едва заметной улыбкой ответила Сабета.
– И что же мне теперь, к Кало и Галдо присоединяться? В избранное общество отверженных?
– Между прочим, Кало и Галдо – мои друзья, – укоризненно напомнила Сабета. – Мои воровские братья. Так что презрения они не заслуживают, особенно от… от посвященного служителя нашего бога.
– Сабета, ты мне нравишься. Очень. Хоть мне и страшно в этом признаваться, я все равно скажу. Ты же вот не побоялась сказать… И вообще, для меня это не пустые слова. Я… я тебя обожаю с тех самых пор, как в первый раз увидел, понимаешь? Ну, когда Воровской наставник тебя с нами в висельный день отправил на казнь смотреть. Помнишь?
