Я приподняла в изумлении бровь.
– А им-то зачем?
– А они, Яна, ребята себе на уме. Не слабее Азова. Поэтому и мыслят по-своему. Что Городовой, что Трое и Сестра – одним миром мазаны. Потому и некоторые вопросы лучше не задавать. А ответы на них – не слышать вовсе. А то… мало ли.
У меня больше не нашлось слов. Все было как-то… неправильно. И одновременно мне дали четко понять, что в это дело соваться больше не стоит. Мягко, ненавязчиво и… доходчиво.
Игорь больше ничего не говорил. Я тоже. Не сейчас, возможно, потом узнаю все.
Автобус отправлялся в одиннадцать. Пора домой, в Херсон. Там Нешка, оголодавший и одичавший в компании Грабара. Там мой любимый дом с его извечно текущей крышей. Там Александр Васильевич, который смотрит на дорогу и незаметно улыбается уголками каменных губ.
Там – сволочь Городовой.
И да – гонорар за дело Ракевичей, преданно ждущий меня на счете в банке. В целом и общем жизнь немного налаживалась.
Сама не зная почему, я пришла к морю. Вчерашний разговор многое прояснил, но в то же время и оставил множество загадок. Тот, из кургана, ведь явно не успокоится, но мне четко дали понять, что в разборки высших лучше не лезть – хуже будет. Ну и ладно, у меня без того проблем хватает.
Наконец-то удалось дозвониться до Грабара. Он в этот раз даже взял трубку и отчаянно отругал меня за безалаберность. Я даже не возражала. Молча слушала и смотрела на море. А рядом гуляли раскормленные чайки, искоса поглядывая на меня черными глазами. И губы сами почему-то тянулись в дурацкой улыбке. Потому что снова чувствовалась восстановившаяся связь. Снова Грабар мог читать мои сны, а я – слышать его шаги, где бы он ни находился.
Выпустив пар, он все же уточнил, какого черта я лыблюсь. Это заставило оторопеть и тупо посмотреть на трубку. Да нет, не может быть. Смотреть сквозь пространство он еще не научился. Однако Олег нажал отбой, прежде чем я успела задать вопрос. Поэтому все разборки предстояли дома.
На берегу, кажется, и впрямь было куда холоднее, чем на узеньких улочках между базами отдыха. Опять это пустынное место и никого больше.
Я плюнула на все приличия и села прямо на землю, уставившись на водную гладь. Внутри была пустота. Ни о чем не хотелось думать. Только бы не отказалась от автомата с кофе. Ну, так, чтобы согреться. Но это не набережная Партенита, где четыре года назад в такую же погодку я смотрела на Черное море и ела мороженое. Пломбир с клубникой. И пила кофе – простой американо, который казался самым вкусным на свете.
Но это было тогда, и я была не одна, а с Ромкой.
Я вздохнула. Все-таки холодно. Не лучшая идея вот так просто сидеть.
– Тоже еще нашла место для отдыха, – неожиданно раздался за спиной голос Азова.
Больше ничего не говоря, он протянул мне стаканчик.
Простой, бумажный, с улыбающейся блондинкой на фоне Колизея. Горьковатый аромат заставил все внутри сжаться. Кофе. Он принес мне кофе. Секундная заминка; прогнав рассеянность, я аккуратно приняла стаканчик.
– Спасибо, – произнесла плохо слушающимися губами.
Пальцы тут же обожгло, пришлось перехватить стаканчик повыше.
Маленькая мечта. Исполнение которой в нужном месте в нужное время заставляет почувствовать себя счастливой.
Я смотрела на темно-коричневую жидкость, наслаждаясь прохладным ветром, шумом волн и едва уловимым запахом соли в воздухе.
Азов идеально выдержал драматическую паузу. Однако когда я подняла голову и встретила его взгляд, то почувствовала себя еще меньше, чем маленькое желание выпить кофе. Он смотрел серьезно, спокойно. Ни намека на ехидство, надменность или снисходительность. Просто, прямо – глаза в глаза. По спине пробежали мурашки. Смотреть – страшно. Можно утонуть точно так же, как и в волнах подвластного ему моря. И назад не вернуться. И нет здесь ничего страстного и романтичного. Головокружительно – да. Но не от радости – от страха. Или все же не страха?
Неожиданно я четко осознала, что боюсь Азова. Раньше как-то не чуяла его мощи, хотя и прекрасно понимала, что он невероятно могущественен.
От него не ускользнули мои мысли. Азов молча подошел и сел рядом. Руки тяжело легли на мои плечи.
– Успокойся. Все хорошо, – шепнул на ухо шелестом волн, накатывавших на ракушечный берег.
Осторожно надавил, заставив откинуться к нему на грудь, потерся носом о мои волосы. Положил руки поверх моих, скользнул губами по щеке.
– Хорошо… Все хорошо…
Волны гладили пологий берег, разбивались белой пеной почти у самых моих ног и мягко откатывались назад. Объятия стали крепче, а внутри как будто что-то лопнуло. Натянутая струна была-была – и нет.
Я глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Руки Азова подобно волнам гладили мои волосы, лицо, шею. Губы коснулись лба, переносицы, прикрытых век. С желанием, но не удовлетворить страсть, а защитить, успокоить, убедить, что все действительно хорошо, что все правильно. И не было никакой крови, не было сошедшей с ума Далевой, не было маньяка с сетью и крюком. Не было.
Губы жег вопрос: «Зачем тебе все это?» Но словно что-то сковывало, и не хотелось ничего говорить. И нарушать хрупкое доверие, хрустальным мостиком раскинувшееся между нами.
Молчи, Слышащая Землю. Молчи и слушай. Пей свой кофе, согревай омертвевшее сердце, прижимайся к горячему и сильному чудовищу, которое тебя никому не отдаст.
А дальше… время покажет.
– Я найду твоего брата, – неожиданно сказал Азов. – Найду, обещаю.
Часть третья
Плачь сновия
Глава 1
Конец не лета
Август выдался горячим. Солнечным и прозрачным, с запахом ванили и раскаленных асфальтовых дорог. С гомоном южных городов и сладостью выпечки; загорелыми телами и сверкающими улыбками отдыхающих.
Рудольф Валерьевич Железный вышел из дому в хорошем настроении. Поднялся на Суворова, зашел в «Робин-Бобин», чтобы приобрести шоколадных конфет и творожных печений. Снова вышел на улицу и, прикупив семечек у бравой бабули в сером платке, принялся кормить голубей. Голуби жили в старинном здании, располагавшемся напротив «Робина-Бобина», и всегда слетались вниз на бетонные плиты в поисках еды. Мало кто мог пройти мимо и ничего им не дать. В результате голубей тут с каждым годом только прибавлялось.
Один, особенно нахальный экземпляр, сел Железному на плечо и довольно закурлыкал. Провидец улыбнулся и легонечко погладил его по крылу.
– Какие люди! – раздался веселый мужской голос, и Железный обернулся. – Рудольф Валерьевич, рад видеть!
Голубь вопросительно курлыкнул, снова посмотрел на провидца. Мол, что такое? Однако Железный только улыбнулся. К нему направлялся мужчина в светлом льняном костюме и панамке. Круглый, энергичный. С задоринками в зеленых глазах. Пышными усами, маленьким подбородком. Весьма объемным животом, который ни капли его не портил, даже наоборот – придавал приятной округлости. Невысокий, приземистый. С желтой авоськой, в которой виднелась упаковка сосисок «Тигреня», бутылка молока и рогалики с повидлом.
