– Да выкладывай же, наконец, черт возьми! – взорвался Митч. – У нас тут не мыльная опера! Театральные паузы ни к чему.
Чарли взглянул на него с веселой улыбкой.
– Прекрасно. Так вот третий брат – Шейн Донован.
Митч в растерянности заморгал. Может, он ослышался?
– Перестань меня дурачить.
– Боюсь, что это правда.
Митч тяжко вздохнул. Дело плохо, хуже некуда… Ведь Шейн Донаван – один из влиятельнейших бизнесменов в Чикаго. О его связях ходили легенды. Митч вспомнил отрывки из газетных статей. После того, как отец семейства погиб в автокатастрофе, оставив семью на грани нищеты, Шейн создал с нуля коммерческую компанию по торговле недвижимостью и вскоре получил контракты по всему городу. Он знал абсолютно всех – водителей грузовиков, лидеров профсоюзов, мэра, руководителей многих фирм. То есть знал всех тех, кто хоть что-либо значил. И, конечно же, он не из тех, кто оставит сестру на произвол судьбы.
– Если хотя бы половина историй о нем – правда, то он вот-вот приедет за младшей сестренкой, – продолжил Чарли. – Его мстительность легендарна. Сомневаюсь, что он спокойно отнесется к тому, что ты соблазнил ее.
Митч снова вздохнул. Конечно, он вел себя по отношению к Мадди как истинный джентльмен, но едва ли ее брат станет разбираться в деталях.
– О черт… – пробормотал он, проводя ладонью по волосам.
– Думаю, это подводит итог нашей беседе, – ухмыльнулся Чарли. И тут же почти жизнерадостно добавил: – И, разумеется, он прекрасно знает, что у тебя не самая лучшая репутация.
Митч невольно поежился и со вздохом пробормотал:
– Побеспокоюсь об этом, когда придет время.
Чарли покачал головой и одарил приятеля жестким взглядом, предназначенным для самых закоренелых преступников.
– Ты никогда ничему не учишься, черт возьми. Верно?
Митч скрестил руки на груди. Его интуиция так и вопила о беде, но будь он проклят, если пойдет на попятный. Чарли прав, он ничему не учится…
Глава 13
Мадди бежала по темному тротуару. Кроссовки гулко стучали по асфальту, а влажный ночной воздух бил в лицо. Не находя себе места после разговора со Стивом, она металась по дому и терзалась мыслями о прошлом и будущем.
Умственная гимнастика ни к чему не привела, усталость не приходила. Поэтому она решила, что единственное средство – пробежка.
Она не бегала уже целую неделю и сейчас, сделав первые шаги, вспомнила, почему это вошло у нее в привычку. Бег успокаивал и приводил мысли в порядок.
Мадди сделала глубокий вдох, наслаждаясь запахом лета и травы. И тотчас же, неизвестно откуда, прозвучал громкий и задорный отцовский смех. Она услышала его так явственно, что захотелось осмотреться – может, отец был где-то здесь?..
В груди защемило от знакомых, сладостно-горьких воспоминаний.
Но, к ее удивлению, боль и скорбь не ударили тонной кирпичей, как обычно. Лишь чуть-чуть сжалось сердце, и возникли далекие образы…
Ей тогда было двенадцать – еще не взрослая, но уже и не ребенок. Трудный возраст со всеми его особенностями. Она тогда была расстроена, потому что мать записала ее в танцкласс, вместо класса абстрактной скульптуры, как ей, Мадди, хотелось. Мать настаивала: ее дочь должна стать «благовоспитанной молодой леди». И разве не прекрасно, что Пенелопа тоже учится танцам? Мадди вспылила и закатила истерику, крича, что мать, возможно, хотела, чтобы именно Пенелопа была ее дочерью, потому что та – само совершенство, а ей, Мадди, с ней не сравняться.
Патрик Донован отчитал дочку за то, что расстроила мать, но потом взял ее на рыбалку на ближайшем озере. Она ненавидела рыбалку почти так же сильно, как балет, и сидела в лодке капризная и хмурая, отказываясь взять в руки удочку. Отец молча пожал плечами и забросил наживку. Лески мокли в воде добрый час, прежде чем он наконец прервал молчание.
– Я никогда не говорил тебе этого, но сейчас… Знаешь, когда родился Эван, твоя мать заплакала, потому что очень хотела девочку.
– Правда?! – оживилась Мадди.
Отец кивнул.
– Надеюсь, ты не побежишь докладывать ему. Твоя мать расстроилась, не получив девочку, но все равно очень его полюбила.
Мадди сразу почувствовала себя взрослой – ведь ей доверили такую важную тайну, и гордость развеяла плохое настроение.
– Чтоб мне провалиться! – произнесла она священную клятву двенадцатилетней девочки.
Отец положил свою большую сильную руку ей на плечо и улыбнулся.
– Я не хотел еще одного ребенка, но твоя мама мечтала о девочке, а я никогда ни в чем не мог ей отказать и пообещал еще одну попытку. Когда ты родилась, она прижала тебя в груди – малышку, завернутую в розовое одеяльце, – и говорила о том, как вам с ней будет хорошо вместе. Говорила о тех миленьких платьицах и куклах, которые она тебе купит.
Отец громко рассмеялся – ох, как же она любила этот его смех…
– Когда тебе исполнилось два года, ты уже ненавидела все свои платья, и приходилось каждый раз чуть ли не драться с тобой, когда нужно было переодеваться к воскресной мессе. А вместо игр с куклами ты играла с братьями в футбол.
Мадди нахмурилась и пробормотала:
– Это на мать не похоже…
Патрик Донаван снова улыбнулся.
– Не слишком сердись на нее. Иногда трудно отказаться от своей мечты.
– Так она разочаровалась во мне? – пробурчала Мадди.
– Господи, конечно, нет, девочка! – Отец крепко обнял ее и поцеловал в висок. – Она просто ищет способ подружиться с тобой. Ищет связей с той малышкой, которую когда-то держала на руках.
Глаза Мадди наполнились слезами. Ох, ведь она хотела того же!
– Тебе нужно запомнить нечто важное, Мадди. Мать гордится тобой – даже если сердится. И я тоже горжусь. Знаешь, почему?
Не в силах вымолвить ни слова, Мадди покачала головой.
– Потому что нужно немалое мужество, чтобы идти своей собственной дорогой. Будь всегда такой.
Внезапно вернувшись к действительности, Мадди замерла посреди тротуара, тяжело дыша. Глаза ее наполнились слезами. На нее снизошло откровение, и она вдруг осознала, что изменила себе – потеряла свой путь и потеряла мужество. Отец – если бы узнал об этом – ужасно огорчился бы. Тот мужчина, что когда-то сидел в лодке со своей мрачной дочерью, не захотел бы, чтобы родные давили на нее, душа своей заботой, не захотел бы, чтобы она жила невыносимой для нее жизнью и чтобы вышла замуж за человека, к которому хорошо относилась, но которого не любила.
Это открытие воодушевило Мадди, и тяжесть, всегда давившая на нее, внезапно исчезла. Она утерла слезы и, наполнившись бодростью, с улыбкой на губах побежала назад – к дому Митча. Больше она не станет ждать ни минуты. Начнет новую жизнь, ступит на свой собственный путь с мужеством и надеждой – так хотел ее отец.
