С другой стороны, кружа по лабиринту, они могут разминуться с господином Вейнгартом: оказалось, что он их единственный шанс на спасение.
Эйлин до конца не понимала, почему ректор скрыл, что принц жив. Хотя кто она такая, чтобы делиться с ней тайнами государственной важности? Господин Вейнгарт ведь с самого начала просил Эйлин держаться подальше от проблем. Зря она не послушалась.
Из путаного рассказа Малыша выходило, что спасением он обязан именно ректору. Правда, принц мало что помнил. Вышел из лазарета. Его окликнул господин Вейнгарт. Подошел. Непонятно откуда появились трое нападавших, все на одно лицо, словно близнецы. Ректор бросил им под ноги какую-то склянку, судя по тому, что случилось дальше, — магическое подобие светошумовой гранаты. Больше Беренгар ничего не видел. Слышал какие-то голоса, ругань, почувствовал, как ректор толкает его. Сначала принц катился, потом летел вниз, в итоге — оказался под водой и чуть не захлебнулся. Чудом ему удалось добраться до берега. А дальше — темный лабиринт, долгие скитания, голод. В моменты отчаяния Беренгар даже пробовал молиться. Видимо, тогда-то Эйлин и услышала его в первый раз.
В истории со взрывом оставалось много спорных моментов. Наемники-клоны, например, которых на деле оказалось трое. И то, что ректор совершенно случайно носил с собой средство массового поражения. Получается, Альтер-Эйси погиб по вине господина Вейнгарта? Так вот почему он выглядел настолько подавленным во время перевязки в лазарете, вот почему позволил Флоксу повысить на себя голос.
Эйлин снова прислушалась. Звук капающей воды раздавался совсем рядом. Один из коридоров светился чуть ярче.
— Я же говорил, — бесцветным голосом прошептал принц. — Либо тупик, либо озеро.
— Значит, пойдем к нему и будем ждать. Не оставит же господин Вейнгарт тебя здесь.
— Надеюсь, но столько дней прошло…
Эйлин промолчала. Надо быть сумасшедшим, чтобы допустить смерть единственного сына регента. Если бы ректор имел отношение к заговору, стал бы он мешать нападению и спасать принца? Нет, конечно. Значит, у него имелись некие веские причины. Но ведь и ректор не вернулся к себе после взрыва в лаборатории, вдруг и его убрали, как Реннена… Нет-нет, нельзя думать о плохом. Но в нынешнем состоянии нервного истощения, граничившего с безразличием, ни одной позитивной мысли не появилось.
Итак. Если ректор — их единственный шанс к спасению, то в этом шансе слишком много «если». Если господин Вейнгарт жив-здоров, а не лежит, убитый О’Трей, где-нибудь под стенами лаборатории. Если господин Зоркин успешно вызвал помощь и ректор поможет спасателям найти лабиринт. Если выход из подземелья вообще существует… Если, если…
И кто тот сообщник, которого ждала О’Трей? Вдруг это сам Зоркин, и он никуда не звонил? Или «рогатый» герцог Ди Наполи, и тогда выходит, что сговор против регента сплели с обеих сторон? Она хотела обсудить спорные теории с Беренгаром, но двенадцатилетний подросток, голодавший пять дней в сыром подвале, — не лучший собеседник. Хорошо, он вообще не упал замертво. Вон как храбрится, чтобы не сорваться на плач.
Эйлин огляделась и сдержала мучительный стон отчаяния. Она сама загнала себя в смертельную ловушку, зачем отрицать? И все потому, что мир магов оставался чужим для нее: каждый шаг в поисках принца давался как тысяча, каждую новую ниточку, каждый обрывок информации собирала в одно целое слишком долго. И вот итог: где-то в удушающем полумраке бродит безумная старуха, готовая их убить, а они сами постепенно слабеют. К счастью, паника притупилась от беспрерывного, бессмысленного страха. Пожалуй, в этом заключалось единственное утешение.
Вскоре они вышли на открытый участок лабиринта. Свод этой пещеры оказался гораздо выше, а по центру раскинулось небольшое, но глубокое озеро. Неоновой плесени здесь было значительно больше, она облепила каменный берег и уходила в воду, ее свет преломлялся сквозь толщу, превращаясь в ядовитых сияющих змей.
Подойти поближе желания не появилось.
Чуть дальше в стене, рядом с другим выходом из пещеры, Эйлин заметила углубление. Можно оставить друга там, а самой пойти… Куда? На поиски заветной двери, которой нет?
Кое-как им удалось доковылять до ниши. Аккуратно выдолбленная в породе, она, безусловно, была делом рук человека.
Эйлин ступила внутрь и услышала хруст.
— Думал, кости крепче. — Беренгар безжизненно опустился на пол рядом с грязным предметом, подозрительно похожим на человеческую кость.
«Со временем мы все станем прахом», — хотела пофилософствовать Эйлин, но прикусила язык. Ситуация становилась хуже с каждой минутой, проведенной в проклятом лабиринте.
— Здесь такого добра много, даже черепа. — Он поднял с пола одну из серых палочек и вяло протянул Эйлин: — Видишь следы?
Она присмотрелась. Предмет, который сперва ошибочно приняла за ветку, оказался костью. Эйлин провела по ней пальцами, счищая грязь. На отполированной временем поверхности остались царапины и шероховатые отметины.
— Похоже на отпечаток зубов. — Эйлин пришла в ужас от собственной догадки. — Их обглодали!
Беренгар невесело улыбнулся и кивнул.
— Может, крысы?
— Может. — Голос его сделался скрипучим, он поморщился, прочищая горло. — Только крысы не проламывают черепов. А таких я обнаружил здесь с десяток, не меньше.
Какой ужас… Делагарди не первая жертва подземелья. Здесь и раньше умирали люди. Много лет назад. И, судя по всему, они убивали и ели друг друга. Неужели и им придется? Нет! Эйлин вспомнила историю с крушением самолета в горах. На борту находились спортсмены, кажется, команда регбистов. Спасатели обнаружили ребят только через два месяца. Чтобы выжить, им пришлось есть тела погибших друзей.
— Думаешь о том же, что и я? — Глаза принца недобро блеснули. — Делагарди нам еще может пригодиться. — В его голосе звучала ирония.
Эйлин вдруг почувствовала невероятный голод, который раньше принимала за волнение.
— Кажется, я читаю твои мысли, — неуверенно протянула она.
— А я — твои. Это место очень необычное…
Принц хотел сказать еще что-то, но резко замолчал. Эйлин насторожилась: отрывистые звуки напоминали шаги. Кто-то быстро приближался.
Они переглянулись, словно в последний миг жизни.
Эйлин на удивление спокойно огляделась, но, к сожалению, ничего пригодного для обороны не нашлось. Единственное, что им оставалось, — сидеть тихо. Эйлин пошарила руками вокруг, без особых усилий ей удалось нащупать… темноту. Невероятное ощущение: «ничто» вдруг обрело текстуру, плотность, вес. Эйлин принялась сжимать мрак, вымешивая его, словно тесто, растягивая тончайший полог невидимости. Сложнейшее упражнение до того никогда не давалось ей.
В ту же секунду из коридора рядом с нишей, прихрамывая, вышла О’Трей. С причудливым подсвечником она так и не рассталась, и от этого выглядела нелепо.
