Вот так всегда: юлит, ничего не объясняет. Надоели эти игры, постоянные перебранки! Встать бы и уйти. Эйлин с тоской подумала, что отсюда до дома пешком — несколько часов. А просить отвезти ее обратно гордость не позволит.
— Какой же ты все-таки коварный! — возмутилась Эйлин, раскусив его хитрый план, и швырнула в Реннена белоснежную салфетку. — Знал, что могу уйти, и специально увез так далеко от дома.
Она встала из-за стола, так и не приняв решения, отошла и плюхнулась на диван.
Реннен начал нервно постукивать столовым ножом по ободку тарелки. Звон раздражал. Пускай накручивает себя, взорвется, возмутится ее неподобающим, неблагодарным поведением. И тогда уж Эйлин не упустит шанс все ему высказать. Обиды вместо десерта. Как ему такое понравится?
— Я не мог приехать раньше, потому что матушка вздумала меня женить. А еще я выступал свидетелем в суде и выносил подозреваемых после допросов из уютного семейного подвала. К тому же, отравление не прошло для меня бесследно. Две последние недели я провел в госпитале. Мне и сейчас там положено быть, но я сбежал. И приехал сюда не для того, чтобы снова слушать твои пустые обвинения.
Эйлин фыркнула от возмущения, но Реннен не закончил.
— Хотя от тебя иного и не следовало ожидать, — чеканил он каждое слово. — Я действительно идиот, поскольку решил, что ты повзрослела и поняла: бывают моменты, когда мир не может вертеться только вокруг тебя одной.
У Эйлин запылали щеки, ей стало стыдно: как бы грубо ни прозвучали обвинения, в них была доля истины. Она ни разу не поинтересовалась, как он там. Ей бы навестить Реннена в госпитале, подать стакан воды. Зря она так злилась… Но тут до Эйлин дошел смысл его первого заявления. Он женился?! В грудь будто ножом ударили. Все, хватит! Она схватила подушку, которую все это время непроизвольно комкала, и запустила в Реннена, угодив в одно из блюд.
— Ненавижу тебя! — крикнула она, вскакивая с дивана. — Зачем ты мучаешь меня столько лет? Что я тебе сделала?!
Реннен тоже поднялся, глаза его метали молнии, желваки на скулах ходили от ярости. Разве что зубного скрежета для полной картины не хватало. Эйлин попятилась, но Реннен не двинулся с места.
— Мучаю? Тебя? — тихо спросил он. — Да я жил себе спокойно, пока не подошел к тебе три года назад. Думал, сделаю доброе дело. И с тех пор не могу спать нормально, потому что ты вечно влезаешь в мои сны, как проклятая ведьма! — Голос стал жестче. — Больше всего я хотел защитить тебя, но ты все равно приперлась в академию. Игнорировала меня, словно пустое место, закрутила отношения с этим отморозком. Оскорбляла меня при любой возможности, осаживала, как провинившегося мальчишку. А я только и делал, что беспокоился о тебе. И это ты называешь мучить?
Эйлин молчала, потому что не могла вспомнить, в чем именно заключались ее хорошо продуманные претензии. Она слушала, но думала только об одном: он женат?!
— И где новобрачная? Кольцо покажешь?
В его взгляде отразилось недоумение, которое сразу сменилось гневом.
— Вот. — Реннен в нетерпении дернул рукав вверх, выставляя вперед опоясанное шрамами запястье. — Единственное, которое у меня есть. Пожалуй, пора избавиться от него.
Его признание произвело на Эйлин обратный эффект.
— То есть моя вина в том, что я люблю тебя? Своим желанием быть рядом отравляю тебе жизнь? Не спит, бедненький, срывается. Пожалуй, хватит с меня. — Эйлин растянула губы в искусственной улыбке и закончила подавленным голосом: — Ты ведь это собирался сказать — чтобы я не ждала тебя больше?
Она схватила пальто и вышла в просторную комнату, не помня, в какую сторону идти. Слезы застилали глаза. Реннен окликнул, но обида погнала вперед. Пусть катится к черту со своими объяснениями! На полпути к лестнице он неожиданно обогнал ее, преграждая путь. Эйлин была на взводе и с силой оттолкнула его, но на лице Реннена не отразилось никаких эмоций. Подхватив Эйлин на руки ловким движением, игнорируя проклятия в свой адрес, он понес ее обратно в патио и бросил на диван.
— Ты спятил?! — Она сорвалась на визг.
— Да, три года назад, из-за одной упрямой девчонки. — Его голос звучал мягче, вернулись нотки насмешливости. — Но ей тогда не было и шестнадцати, как я мог воспринять детские чувства всерьез? Мне казалось, она быстро забудет меня. Разве не так все и получилось?
— Нет, — с горечью прошептала Эйлин, — не так. Я согласилась потанцевать с Ноэлем на балу, чтобы позлить тебя, а потом все закрутилось — не успела оглянуться. Но у меня не было к нему серьезных чувств, мы и целовались-то всего два раза.
— Ты с ним — что?!
— Не начинай. Или мне полюбопытствовать, с кем ты пытался меня забыть все эти годы? — спросила Эйлин и, так и не дождавшись возражений, покачала головой: — Я не смогу полюбить кого-то еще, ведь ты так и не вернул мое сердце.
Реннен медленно, словно боялся спугнуть неожиданную удачу, опустился на колени и нежно поцеловал ее ладони.
— Ты обвинила меня в заговоре, потому что встретила у галереи, когда исчез принц. А ведь я пошел туда за Ноэлем. Хотел поговорить, чтобы он по-хорошему от тебя отвязался, иначе… В общем, я от ревности на стену лез. — Реннен нежно провел губами вдоль запястья Эйлин, и она, вздрогнув, закрыла глаза. — Еще я просил ректора отослать тебя из академии, потому что ситуация становилась слишком опасной. Если бы с тобой что-нибудь случилось…
История их отношений вдруг предстала перед Эйлин с точки зрения Реннена. Голова шла кругом от желания верить ему. Но почему он молчал все это время? Давал ей поводы подозревать себя во всех смертных грехах? Даже в убийстве девушки.
— А кто такая Диана? Ты любил ее?
Реннен засмеялся и спрятал лицо в ее ладонях:
— Что бы я ни сказал, ты умудряешься выделить только детали моих романтических похождений.
— Не только ты собственник, — призналась Эйлин.
— Да, я любил Диану, — сказал Реннен, и она поразилась, как больно могут ранить слова; пришлось напомнить себе, что кощунственно ревновать к мертвой. — Она приходилась мне дальней родственницей, мы много общались в детстве.
Эйлин сбросила его руки, поднялась и подошла к стеклянной преграде, отделявшей ее от остального мира.
— Подло дразнить меня таким образом, — сказала она, скользя глазами по ночному пейзажу.
Отражение Реннена приближалось, становилось отчетливее. Вот он обнял сзади за талию и, отбросив волосы с плеча, нежно поцеловал в шею. У Эйлин мурашки побежали по телу.
— Прости, не смог удержаться, — пробормотал он. — Ты так злишься…
Эйлин хмыкнула, наслаждаясь ласками, и заглянула отражению Реннена в глаза. В них бушевали эмоции: связка из раскаяния, надежды, возбуждения и еще чего-то загадочного, заставившего замереть сердце.
— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, — прошептал Реннен. Слова давались ему с заметным усилием, будто никогда не произносил подобных признаний и боялся, что не сможет правильно составить фразу.
