— Святой отец, — должно быть, Крокер слушал только наполовину, будучи занят собственными мыслями, — если они думают, что могут увидеть монстров и демонов и видят их, то вы полагаете, что мы тоже можем придумать подобное?
— Вполне возможно. Но мы пришли из другого века. Наши демоны рождены уже не из тех древних суеверий… они, как можно выразиться, не имеют столь яркого облика. Наше зло безлико, хотя от этого оно не стало меньше. Мы больше открыто не осуждаем лично Сатану, его деяния и его апологетов. Скорее мы предпочитаем обличать грехи наций, войн, промышленности, мотивы фанатиков. Безликих дьяволов, если угодно. Эти «демоны» редко имеют имя и тело. Твой монах был уверен, что его демоны имеют лицо, имя, положение, так вот они и появились перед ним в этом образе.
Мы не сможем вызвать наших демонов, чтобы они могли досаждать нам здесь, потому что для них не хватает подобной идентификации. В нашем мире существует, и существовал всегда, величайший из демонов, но с веками его лицо и формы меняются, и поэтому мы больше не персонифицируем его.
— Речь идет о Гитлере? — попытался уточнить Крокер.
— Да, в нем наше поколение имеет своего рода демона. А ты как считаешь, Николас?
— Никакой человек и никакой процесс. Это следует из картины, которую вы изложили, сэр.
— Это все очень интересно, — резким тоном подытожил Крокер. — Но как тебе удалось сбежать от этой компании? Может быть, один из этих демонов отвязал тебя, а затем исчез в клубах дыма?
Ник почувствовал себя неловко. Это было очень близко к тому, о чем он не решался рассказать. Многие невероятности этого мира следовало теперь воспринимать должным образом, но смогут ли эти двое правильно воспринять то, что произошло с ним?
— Ну? — Голос Крокера стал пронзительнее. — И что случилось дальше?
Ему придется рассказать правду, что означало — включить в рассказ и Авалона. А он не собирался говорить о своем предыдущем столкновении с Герольдом. Это упущение делало его подозреваемым.
— Тебя что-то мучает, Николас. — Тон викария был в такой же степени успокаивающий, как тон Крокера был источником раздражения. — Случилось нечто такое, что тебе трудно объяснить.
Хедлет сказал это так, будто знал заранее, о чем идет речь. И Ник полагал, что викарий замечает различные попытки уклониться от правды. И тогда он решился.
— Это началось раньше… — И он торопливо рассказал о своей встрече с Авалоном, беспокоясь только о том, что если и дальше продолжит колебаться, то всей его смелости придет конец.
— Повтори те названия! — Возглас викария быстро вернул его рассказ к тому моменту, который самому ему казался весьма малозначимым. Но он подчинился.
— Он сказал: Авалон, Тара, Броклайн, Карнак.
— Величайшие святые места мира кельтов, — пояснил Хедлет. — Места, о которых можно услышать и в наши дни и которые считаются центрами парапсихологических сил. Хотя Авалон не совсем отождествляется с этой четверкой. Согласно легенде, он лежит значительно западнее. Герольды, носящие эти имена… да, это правильный знак…
— Что за знак? — заинтересовался Крокер.
— Это относится к древней геральдике. Гербы Британии брали свои имена от королевских герцогств… таких как Йорк, Ланкастер, Ричмонд. Составители гербов берут элементы из королевских эмблем. И, наконец, герольдмейстеры, которые заправляют всем, берут обозначения из названий провинций… Норрой, Ольстер, Кларенция и тому подобных. Если информация Николаса верна, то здесь должно существовать четыре герольда и каждый носит имя древнего места сосредоточения великой силы из нашего прежнего мира… возможно, бывавшие некогда мимоходом там. Тара находится в Ирландии, Карнак и Броклайн в Бретани — но все они из мифологии кельтов. Хотелось бы мне знать, кто здесь является герольдмейстером?
— Я не очень понимаю, какое это имеет отношение к нам! — запротестовал Крокер. — Все мы знаем, что такое Герольд и что он может сделать любому глупцу, готовому слушать его. Мне кажется, что ты достаточно наслушался его, Шоу. А что он предложил тебе — это достаточно, чтобы считать предложение интересным?
На этот раз Ник сдержался. Он ожидал, что Крокер будет высказывать подозрения.
— Он предложил мне, — сказал он, стараясь обдумывать каждое слово, — золотое яблоко и безопасность в этом мире.
И предсказал приближение огромной опасности; она периодически накатывалась и раньше, и как раз сейчас начинается ее очередная атака. Если верить его словам, то только те, кто принимает Авалон, будут иметь защиту.
— Золотое яблоко, — размышляя вслух, повторил викарий. — Да, вот еще один символ.
— Смертельное! Помните это, святой отец… смертельное!
— Да. — Но в тоне викария слышались странные нотки.
— Итак, ты встретил этого Авалона… а что случилось потом? Эти солдаты, они схватили и его? — Крокер возвратил Ника к рассказу.
— Они пытались его захватить или убить… монах пытался сделать это. — Он рассказал о бесполезном нападении с крестом и об исчезновении Герольда.
— Итак, тогда они и схватили тебя. Теперь попробуй объяснить, как тебе удалось бежать.
Ник перешел к рассказу о звуке, который мучил и в конце концов заставил сбежать всю банду, и о том, как он остался один. Он не стал пересказывать свои собственные страхи, а перешел прямо к возвращению Герольда, к эпизоду с лошадью и мулом. Затем, пытаясь подобрать слова, которые будут наиболее выразительными, он пересказал все остальное.
Они его больше не прерывали и выслушали рассказ о продолжении его странствий вплоть до того места, как он увидел материализовавшийся из воздуха замок и появление Герольда в сопровождении четырех приближенных.
И вот как раз в этом месте его рассказа викарий задал вопрос, и совсем не тот, что ожидал Ник, а касающийся рисунка вышивки на зеленых плащах тех, кто сопровождал Авалона.
— Дуб и яблоня и еще две вышивки из белых или серебристых цветков, — повторил Хедлет. — Дуб и яблоня… это очень древние символы, означавшие силу. Два других… интересно знать… Но я должен бы их увидеть. Терн? Бузина? Удивительно… такие старые, старые поверья…
— Мне кажется странным, — преднамеренно неторопливо проговорил Крокер, — что ты все еще здесь, Шоу. Ты ведь взял яблоко, не так ли?
Ник ожидал подобного обвинения. Но как он мог доказать его несостоятельность?
— Должен ли я предъявить признаки тех упомянутых вами изменений, сэр? — спросил он викария, не собираясь отвечать Крокеру.
— Изменения… какие изменения? — с отсутствующим видом переспросил Хедлет.
— Изменения, предположительно случающиеся с теми, кто принимает предложение Герольда. Я не принимал. Хотите, чтобы я поклялся в этом? Или у вас есть свои способы получения доказательств? Разумеется, у вас больше опыта в таких делах, чем у меня. Что случилось со мной… до моего побега, я объяснить не могу. Герольд говорил мне о свободе, а я лишь пытался использовать то, что, как мне казалось, он подразумевал. И это сработало, однако как или почему — я не могу объяснить вам. Но — я… не… брал… яблока… — Он старательно выделил слова в последней фразе и еще раз повторил со всей возможной выразительностью. Возможно, Крокер и не должен был воспринять этого, но он надеялся на Хедлета.
